История Люси Голт - [54]

– Слава тебе господи! – прошептала Бриджит, когда он вошел в кухню.

Она сидела за столом, и лицо у нее было – хоть прикуривай, так густо она краснела давным-давно, когда ходила в девушках. Кончики пальцев у нее сами собой тянулись к губам, она то и дело отнимала их, но они тут же снова оказывались возле рта.

– Слава тебе господи! – шептала она опять и опять.

Хенри понял все, даже не успев разглядеть сидящего перед ней человека, а потом удивлялся, как только у него сразу нашлись слова, почему он, прямо с порога, смог спросить:

– Ты ему сказала?

– Она сказала мне, Хенри, – отозвался капитан.

Он явно не только что сюда вошел. На столе был чай, Бриджит свой даже не пригубила, а перед капитаном стояла пустая чашка. Хенри подошел к плите, взял чайник и налил капитану еще.

* * *

Домой Люси возвращалась через пляж и шла почти по самой кромке воды, совсем как отец, но только вышла она с другой стороны. Но ее следы, в отличие от его следов, на песке остались, потому что начался отлив. Она свернула к скалам, неся в каждой руке по туфле, постояла просто так на влажном песке. Потом села, когда он подсох и затвердел. Можно сказать, прочла она, что общей фамильной чертой Стэнхоупов была бессердечность; но этот недостаток живого чувства в большинстве из них уравновешивался таким запасом добродушия, что мир его, считай, и вовсе не замечал.

На секунду она потерялась, забыв, кто такие эти Стэнхоупы, но потом вспомнила во всех деталях: глупость какая, подумала она, это все равно, что забыть, что мистер Хардинг – регент хора, а мистер Слоуп – капеллан при епископе Прауди. Она перечла весь длинный абзац заново, но смысл прочитанного снова от нее ускользнул. «Как же мне повезло!» – тихо сказала жена Ральфа, когда они повернули назад к дому.

* * *

В каждой из верхних комнат капитан первым делом подходил к окну, чтобы выглянуть наружу. Он увидел, как дочь идет через пастбище, и в минутном замешательстве принял ее за жену.

Когда она вошла в прихожую и он посмотрел на нее сверху с лестничного разворота, искушение увидеть на ее месте ту, другую женщину, снова оказалось неодолимым. У нее была странная походка, она всякий раз как будто чуть-чуть медлила перед шагом; и тут до него дошло, что она хромает. Лицом она была вылитая мать.

– Вы кто? – спросила она, и голос был тоже материн.

Эверард Голт на мгновение чуть было не потерял равновесие; он протянул руку, положил ее на перила и начал медленно спускаться по лестнице вниз. От всего, что он услышал на кухне, и, едва ли не сразу после этого, от свидания с дочерью он вдруг почувствовал страшную слабость.

– Ты не узнаешь меня?

– Нет.

– Люси, посмотри на меня повнимательней, – сказал капитан, добравшись до последней ступеньки.

– Что вам угодно? Почему я должна вас узнать?

Они посмотрели друг другу в глаза. Скулы у нее стали вдруг совершенно белыми, такого же цвета, как платье, и тут он понял, что она его наконец действительно узнала. Она не произнесла ни звука, и он остался стоять, где стоял, даже не пытаясь подойти к ней ближе.

* * *

Услышав, как капитан вышагивает по дому, Бриджит перекрестилась, чтобы оградить себя от неведомой угрозы. Потом перекрестилась еще раз, увидев возле серванта в столовой незнакомого человека. Потом еще раз, на кухне, призывая силы небесные.

– Я поначалу его даже и не узнала, – сказала она. – Он, конечно, совсем стал кожа да кости, но дело даже не в этом.

– Да нет, не очень-то он и изменился.

– Бедняга чуть умом не тронулся, когда я ему сказала.

– Как бы она сама умом не тронулась.

– Что теперь будет, а, Хенри?

Хенри покачал головой. И стал слушать, как так вышло, что капитан вернулся один.

* * *

Он хотел обнять дочь, но не стал, почувствовав в ней что-то, что ему противилось.

– Почему именно теперь?

Он едва расслышал сказанную вполшепота фразу, которая явно не предназначалась для него. А потом, словно пожалев о сказанном, Люси назвала его папой.

3

В деревне Килоран и в городе Иннисела люди только и думали о том, как бы хоть одним глазком взглянуть на капитана Голта. Этой возможности ждали с тем же нетерпением, с каким ждут первого выхода на сцену одного из главных действующих лиц, которое не появлялось в первых актах драмы. Ему хотелось всего лишь – он сам сказал об этом некоторое время спустя – пройтись по темным комнатам своего родного дома, а потом уехать. А вместо этого он нашел дочь, живую.

В самом Лахардане, в отличие от всего остального мира, события, происшедшие с той ночи, когда он смотрел сквозь винтовочный прицел из окна во втором этаже на три темные фигуры внизу, так и не успели стать частью общей хроники. Их так и не сумели аккуратно сложить вместе, для удобства пересказа; ни порядка, ни общего смысла в них не было с самого начала, такими они и остались в людской памяти. И даже потрясение, вызванное приездом капитана и новостью о его вдовстве, не подвело под ними вполне логической, казалось бы, черты. В воздухе Лахардана по-прежнему витали смятение и, если принюхаться, запахи капитановых сигарок и виски, которое он откупоривал бутылку за бутылкой. Бриджит и Хенри обратили внимание на то, что голос у него с годами стал более низким. Его шаги на лестнице были не то чтобы шагами незнакомца, но близко к тому; когда в саду на веревке сушились его сорочки, они казались на удивление неуместными.