История любви - [8]

Единорожка вздохнула и снова взялась магией за стилус.

Многие виртуальные услуги, например, переписка или поиск информации, не требовали погружения в Сеть.

Как, например, сейчас.

От касания стилуса голографические кнопки вспыхивали, превращая все в набираемый текст…

«Дорогие мистер и миссис Смит, — писала Трикси. — Меня зовут Беатрикс Луламун. Я была на похоронах, но Вы, вероятно, не обратили на меня внимания, потому что я — синтет, синяя пони-единорог. Хочу, чтобы Вы знали. Я — бывшая невеста Питера. Мы любили друг друга так, как только это возможно между бьющимися в унисон сердцами, и собирались пожениться. Вы можете отнестись к этому так, как сочтете нужным, и я это приму. Я не смогу заменить Вам Питера. Но люди, являющиеся родителями того, кого я любила всей душой, не могут быть мне безразличны, и я хотела бы быть рядом в наступающих непростых временах.

С наилучшими пожеланиями, Беатрикс Луламун Смит».

Трикси еще раз просмотрела письмо и устало прикрыла глаза.

Как ни странно, на составление простого текста ушло немало времени и сил. Кроме того, сегодня снова была вечеринка по поводу вновь прибывших на ранчо, и Пинки все время прибегала звать Трикси на праздник.

Великая Хартия Синтетов, официально имеющая название куда более длинное и сложное, была спешно принята Глобальной Ассамблеей после сенсационного выступления Элен Флаис. И теперь происходило уравнивание в правах синтетов и людей. Причем вне зависимости от вида первых и отношению к этому вторых. Синтеты больше не являлись собственностью, их нельзя было принуждать к выполнению каких-то работ. Жизнь, свобода и имущество теперь так же становились неприкосновенными, как и все вышеперечисленное для людей. Сегрегация и дискриминация уходили в прошлое.

В теории. И согласно букве закона.

Как это соблюдалось в действительности, Трикси не знала, но судя по обрывочным сведениям, что доходили до нее на ранчо, получалось не особенно хорошо.

Кроме того, благодаря «Ключу Жизни», который пронесся над родом синтетов будто высшее благословение, теперь и пони, и вообще кто угодно, мог иметь детей. Здоровых и жизнеспособных, а не как раньше.

Также в теории.

По крайней мере, об этом вот уже неделю трезвонили все мировые СМИ, одновременно освещая беспорядки, военное положение и вызванный рухнувшей биржей экономический кризис.

Лишь ранчо Агилар, казалось, было островком спокойствия в безумном мире, хотя и через него, бывало, проходили партии спасенных из той или иной передряги синтетов. И пони, и других.

Трикси слышала, что Стивен Агилар даже организовал специальный фонд помощи нуждающимся в поддержке синтетам…

Синяя единорожка вздохнула.

Она так и не смогла до конца поверить, что Эквестрия не существует. Не хотела верить, что не было последнего шанса найти друзей в другом мире, не было великой миссии пони — принести дружбомагию отдаленному и мрачному миру, лишенному волшебства…

Даже несмотря на то, что с момента как Трикси узнала правду, прошло уже довольно много времени…

* * *

…Беатрикс Луламун Смит, захлебываясь слезами, забежала в свою комнату и рухнула на кровать.

Она была не готова к тому, что Алан Литл будет просить у нее прощения.

К тому же, после того, как синяя поняша безобразно сорвалась на копытоприкладство, как только клубный «паладин» посмел явиться сюда, на ранчо Агилар.

При виде этого человека прошлое словно всколыхнуло старое горе, заставив его вылезти из снов и воспоминаний в одиночестве, и почти уже зарубцевавшаяся душевная рана вспыхнула новой болью…

Раздавшийся цокот копыт оповестил пони о приближении сородича.

Трикси была достаточно внимательна, чтобы уже различать большинство обитателей ранчо по звуку шагов.

— Великая и Могущественная Трикси желает побыть одна! — сказала пони громко, стараясь придать голосу привычные многим надменные интонации. А жалобную дрожь, наоборот, убрать.

Она не успела дать команду на закрытие двери, как в комнату вошла Вельвет Ремеди и, улегшись рядом, обняла Трикси.

— Ты и так одна слишком долго, — тихо сказала вороная единорожка.

Трикси повернула голову и встретилась взглядом с доктором. И не выдержала.

Уткнувшись в шею той, что вытащила с того света и тело, и душу исстрадавшейся пони, Трикси разрыдалась. Но в этом плаче в этот раз не было черного отчаяния, а простое и понятное желание не быть больше одной, не отстраняться от окружающих…

Вельвет больше ничего не говорила, давая синей единорожке выплакаться. И хотя та за свое пребывание пролила на ранчо уже немало слез (пусть и всегда старалась уйти в поля или запереться где-то, чтобы делать это в одиночестве), те слезы были совсем иными…

Падающий из коридора в темную комнату свет вдруг заслонила большая тень, которая могла принадлежать только человеку.

А затем голос Алана Литла сказал:

— Трикси…

Вельвет почувствовала, как синяя единорожка замерла у нее в объятиях.

Из комнаты некуда было убегать, пришлось бы обходить Алана.

Не то чтобы кто-то из пони опасался за свою жизнь сейчас в свете произошедшего в холле, но и вид, и голос Алана Литла воскрешал в памяти Беатрикс Луламун Смит слишком страшную память.

— Уходи, — сказала Вельвет холодно. — Ты не видишь, что делаешь ей больно одним своим присутствием?