История Литвы с древнейших времен до 1569 года - [253]

Однако была и политическая подоплека: Литва – перед лицом российской агрессии – оказалась на грани гражданской войны со своим монархом. Оставался единственный выход – переговоры.

После отъезда литовской делегации из Люблина, видные члены рады панов обсуждали дальнейшие действия. Николая Радзивилла Рыжего информировали из Люблина Волович и Нарушевич. Были разосланы грамоты о всеобщем призыве. Хотя Николай Радзивилл Рыжий и в дальнейшем оставался лидером, явно обозначился крах твердой линии, усугубленный его собственной присягой «от своих имений». Андрей Волан посоветовал Радзивиллу не ездить на пе- /654/ реговоры, и тот сам догадался о своем положении. Следовало воспользоваться теми способами защиты литовской государственности, которые содержались в постулатах польской модели унии. Рада панов, собравшаяся 20 марта в Вильнюсе, отправила в Люблин делегацию в составе Ивана Ходкевича, Евстафия Воловича, Доминика Паца, Христофора Радзивилла, Николая Кишки. Делегация ощущала свою ответственность перед обществом всей Литвы и лично перед Николаем Радзивиллом Рыжим. Однако ее моральным лидером сразу стал Иван Ходкевич, стремившийся к цели иными, нежели Радзивилл, путями.

5 апреля литовская делегация была принята польским сенатом. На сей раз гибкость сочеталась с изначально твердой позицией, которая поначалу не афишировалась. Делегация согласилась на заключение унии, не акцентируя, какова она должна быть, но потребовала не применять экзекуцию и протестовала по поводу отторгнутых воеводств. Вопрос о сейме литовцы отнесли к техническим проблемам, ослабив тем самым его связь с вопросами о государственности. Они предлагали каждый второй сейм проводить в Литве близ польской границы и просили отложить обсуждение на 6 недель, чтобы успели собраться сеймики. Поляки протестовали против избрания новых представителей и слышать ничего не желали об аннексированных воеводствах. Споры тянулись вплоть до 22 апреля, а 23 апреля был объявлен всеобщий сбор польского войска. Ситуация казалась угрожающей, однако на самом деле литовской делегации удалось достичь главного: начался второй раунд люблинских переговоров. Оценив уступку литовцев, которая представлялась принципиальной, поляки начали споры уже о деталях. Они согласились ждать только 4, а не 6 недель, а Сигизмунд-Август даже не протестовал против сеймиков. Отходчивость, которую продемонстрировал монарх после согласия литовцев признать унию, была для них важным знаком. Так окончился подготовительный этап переговоров. Сроком их начала было определено 29 мая.

Заключительный этап переговоров начался 9 июня. Согласие литовцев на унию поляки восприняли как одобрение их модели, поэтому попытки детального обсуждения разбивались о диктат хозяев, уверовавших в свою победу. Литовцам еще помогала некото- /655/ рая нерешительность Сигизмунда-Августа. Он, как и поляки, полагал, что литовцы уже сдались, и потому подыскивал приемлемые для них детали. В июне 1569 г. Сигизмунд-Август, действительно, работал не жалея сил. Было неимоверно сложно провести в жизнь, не провозглашая, основополагающий принцип о сохранении государственности Литвы. Внешне всё разбивалось о стену польского диктата, однако проницательный Иван Ходкевич разглядел в этой стене трещины. Конечно, спорить до бесконечности было невозможно, поэтому следовало готовить решающий шаг.

Опираясь на старые привилеи, польские представители приводили их один за другим, причем некоторые формулировки не совпадали с оригиналами и были сомнительны. Мастер полемической логики Иван Ходкевич не оставил это без внимания. Он умело использовал образ наиболее сговорчивого литовского сановника, хотя получил одобрение своей линии поведения на сейме от Николая Радзивилла Рыжего (в письме от 4 июня). Жямайтский староста сделал упор на акт 1501 г., подчеркнул его значение и противопоставил однобокому акту об экзекуции. Этими постулатами он замаскировал основные требования, которые был намерен представить как редакционные поправки к продиктованному поляками варианту. Он всячески защищал принципы отдельной присяги монарха Великому княжеству Литовскому и созыва общих сеймов попеременно в обеих странах, но особо старался получить согласие на утверждение будущих привилеев двумя печатями. Именно в этом случае сохранение высших центральных литовских должностей, из-за которых не было серьезных разногласий, воспринималось бы как примета реальной литовской государственности.

15 июня литовцы представили проект, подкрепленный этими аргументами. Польские сейм и сенат почувствовали, что критика акта об экзекуции расшатывает их правовые опоры, и не согласились отказаться от него. Однако, защищая и пропагандируя его, они уже не шарахались от идеи двустороннего заключения актов об унии. По их мнению, это было бы гарантией непререкаемости унии. С другой стороны, это можно было расценить как отказ от односторонней экзекуции. Литовцы выиграли соглашение, которое они могли интерпретировать в выгодном для себя смысле.

В ответ на литовский проект польский сенат подготовил новый, подчеркнуто окончательный, проект соглашения об унии. Внешне он почти не содержал уступок, но в нем было важное по сути изменение, ибо упор уже делался на акт 1501 г. Полякам эта уступка не казалась существенной, а литовцам она позволяла трактовать сохранение центральных должностей как сохранение государственности. При таком козыре литовцам было легче защищать важнейший постулат о двух печатях. Им удалось, достигнув соглашения