История Литвы с древнейших времен до 1569 года - [249]

От этого шага политика Литвы многое выиграла. Получив широкие полномочия, проницательный эрудит (обучавшийся в университетах Лейпцига, Кенигсберга и Виттенберга) Иван Ходкевич убедил дворянство Ливонии, боявшееся России, окончательно присоединиться к Великому княжеству Литовскому. На Гродненском сейме, при участии самого Сигизмунда-Августа, 25 декабря 1566 г. была заключена уния между Литвой и Ливонией. Земли по правую сторону Даугавы (Западной Двины) стали провинцией Великого княжества Литовского под названием Задвинье, признавшей своим правителем великого князя Литовского и его наследников. Они получили возможность посылать своих представителей на сейм Литвы и пообещали от Литвы не отделяться. Кроме того, они сохранили собственное право, немецкий язык в качестве административного, а также Аугсбургскую веру. Вся территория была разделена на четыре области с центрами в Риге (без самой Риги), Цесисе (Вендене), Турайде (Трейдене) и Даугавпилсе (Дюнабурге). В случае заключения унии с Польшей Ливония оставалась частью Литвы. Иван Ходкевич остался администратором Ливонии. Вольный город Рига этого договора не признал.

В условиях «ленивой войны» Литва в 1566 г. укрепила свои позиции в Ливонии и на всем русском фронте. Еще в июне-июле того же года в Москве вело переговоры посольство Георгия Ходкевича, Георгия Тышкевича и Михаила Гарабурды. Литовцы требовали возвращения Полоцка и Смоленска, признания раздела Ливонии, создания союза против Швеции. Русский Земский собор высказался за продолжение войны, и эти предложения были отвергнуты (как раз летом 1566 г. Иоанн Грозный поднял новую волну репрессий). Стороны еще несколько раз обменялись посоль- /645/ ствами, но к перемирию это не привело. Активные действия не начинались до тех пор, пока Эрик XIV не утвердил опасного для Литвы договора о российско-шведском союзе, заключенного в феврале 1567 г.

Административные реформы и необходимые меры по присоединению Ливонии были проведены еще в обстоятельствах «ленивой войны». Реформы приблизили поветское руководство к наиболее активной дворянской прослойке, из которой в основном и набирались военные наемники. В наемники шли и довольно состоятельные дворяне, способные снарядить себя для военного ремесла (весьма близкого грабежу). В списке призывников Вильнюсского, Тракайского и Новогрудского воеводств в 1567 г. 7 проц. так или иначе были связаны с военным наймом. Немалая часть панских отрядов в шестидесятые годы была наемной. Во время Ливонской войны постановления сейма предусматривали, что дворяне, исполняющие службу в панских отрядах, обязаны снарядить для поветской хоругви своих заместителей, хотя Литовский статут требовал обратного. В 1562 и 1566 г. Григорием, а в 1564 г. – Иваном Ходкевичами были написаны военные уставы для наемных частей. Противоположным полюсом возникновения наемной прослойки был фактический распад военного контингента дворян, многие из которых не имели возможности снарядиться для воинской службы (в 1567 г. из тысячи с лишним призывников Каунасского повета снарядиться не смогла треть). Сейм, вместо конфискации земли, наказывал их небольшими денежными штрафами; десятки таких небоеспособных вояк заменялись всего несколькими бывалыми наемниками. Фактически происходила реструктуризация литовского войска: оно уменьшалось, однако повышалось его качество. В Ливонской войне наемники играли куда большую роль, чем в прежних войнах. Такое войско сражалось намного лучше и, главное, могло это делать постоянно (не получая вознаграждения, наемники разграбляли чужие и свои земли). Эти перемены в какой-то степени определяли ход «ленивой войны».

Скромный успех в этой войне позволил осенью 1567 г. провести кампанию для изменения самого хода борьбы. В нормах снаряжения нашла отражение возникшая возможность выставлять пехотинцев (drabai), часть которых паны и дворяне были способ- /646/ ны обеспечить огнестрельным оружием. За снаряжение дополнительных воинов («по монаршей милости») великий князь обещал расплатиться. Дворянство с энтузиазмом откликнулось, и, действительно, появились такие дополнительно снаряженные воины. Хотя в 1565 г. была проведена вторая (после 1528 г.) воинская перепись, в 1567 г. она была повторена в целях уточнения. Войско было успешно собрано, и в Радошковичах (неподалеку от Минска) был проведен его смотр. Этот смотр показал, сколь большая сила накоплена. Возможно, некоторые отзывы свидетелей, не слишком понимавших в военном деле, были преувеличенными, однако выражалось мнение, что великому князю Литовскому и его войску позавидует даже Германский император. Увы, вместе с этим смотром окончательно истощился энтузиазм Сигизмунда-Августа, разгоревшийся в 1565 г. Не озаботившись дальнейшей поддержкой военной кампании, он «укрепился» в Книшине. Радошковичские смотрины походили на поход Калигулы, когда – вместо следования по одному из маршрутов, известных лишь императору – легионам было приказано собирать ракушки на берегу океана. Собранное войско, не имея конкретных целей, еще действовало в конце 1567 г. и в начале 1568 г., но ничего особенного не достигло. Сигизмунд-Август надеялся на поддержку русских бояр (заговор против Иоанна Грозного готовила боярская верхушка – князья Вельский, Мстиславский, Воротынский, а также Федоров). Однако царю удалось перехватить письма Сигизмунда-Августа. Напуганные князья Старицкий, Мстиславский и Вельский поспешили выдать заговор; начались казни. Только в августе 1568 г. литовцам удалось взять построенную русскими на территории Литвы крепость Улу. А в целом, в 1568 – 1569 г. военные действия носили ограниченный характер. Передышка на русском фронте позволила Литве упрочить позиции в вопросе об унии. В ноябре 1567 г. польский сейм отправил своих представителей из Петрокова в литовский военный лагерь (в том году его центр был в Лебедеве). В Молодечно полякам было заявлено, что Литва не отвергает унию, но выдвигает условие, чтобы это не повредило ее правам и государственному титулу. Конечно, под нажимом самого великого князя было невозможно до бесконечности затягивать обсуждение унии. Сигизмунд-Август рассчитывал расколоть литовскую знать, перетянув на свою сторону более сговорчивого (как казалось) Ивана Ходкевича. За дости-