История ленивой собаки - [10]

– Живет не жалуется. Когда он с вами связался?

– Примерно десять дней назад. Сказал, вам нужно, чтобы кто-нибудь показал вам округу, помог наладить контакты, познакомил с людьми и все такое прочее.

– И поэтому прием? Мы не могли встретиться вместо этого в каком-нибудь тихом баре?

– Вечером во Вьентьяне нет тихих баров, старина. Гораздо лучше встретиться на открытом месте. Вы получили возможность познакомиться с Люком Уилльямсом и Бучбиндером, не говоря о мистере и миссис Конквест.

Впереди сквозь листву деревьев замигали огоньки, Финлейсон съехал на песчаную обочину и затормозил у низкого кирпичного здания с красной неоновой надписью: «La Cigale – Genuine Cuisine Francaise»[7]. Он пошел вперед, золотой браслет на его запястье сверкал в свете вывески, как наручники.

Внутри было тихо и на удивление безлюдно, на столах свечи, за стойкой – ряды разноцветных бутылок. Финлейсон выбрал столик в углу и начал изучать большое меню, написанное от руки.

– У них очень хорошие жареные креветки, – сказал он, – и есть удивительно хорошее вино, молодое и очень свежее.

Мюррей предоставил ему сделать заказ подошедшему официанту-полукровке и обратил внимание, что Финлейсон, как и Хамиш Наппер, с легкостью беседует на французском; и так же, как в случае с Наппером, это заставило Мюррея воспринимать Финлейсона серьезнее, не как комичного англичанина за границей, а как человека реального и тем не менее таинственного. Он заказал «Рикард» как аперитив, рыбный суп, белое вино и речных креветок, а потом откинулся на стуле, глядя на Мюррея. Солидный и самодовольный, Финлейсон занимал собой весь стул.

– Итак, вы познакомились со стариком Полом в Камбодже? Не могли бы вы рассказать, как?

– А он сам вам не рассказывал?

– Не касаясь деталей. Только самое важное. Но, я думаю, детали тоже важны, если мы собираемся полностью доверять друг другу.

– Совершенно верно. В прошлом месяце я был в Пномпене в своего рода неофициальном служебном отпуске и повстречался с ним в ресторане. Это был поздний ланч, мы были единственными европейцами в зале, и он пригласил меня выпить.

– И тогда вы доверились ему?

– Нет. Только через два дня после знакомства. Он нанял машину, чтобы съездить в Ангкорват, и пригласил меня составить ему компанию. Я согласился. – Мюррей замолчал и в который раз за последний месяц подумал о том, что легкость, с которой он принял тогда решение, возможно, доказывает, что вся его жизнь предопределена каким-то роком.

– И какое он произвел на вас впечатление?

– Жирный.

Финлейсон усмехнулся:

– Да, мой Бог, он действительно жирный!

Мюррей подумал, что Пол, возможно, самый толстый из всех, кого ему приходилось видеть. Оживший Мичелин, шины жира врезались в плохо сидящий шелковый костюм, огромные ляжки свисали со стула – пышный, болтливый гурман с козлиной бородкой и нелепым локоном над одним глазом. Говорил он эрудированно, но забавно, прерываясь звонким, почти девичьим смехом. Сначала Мюррей сравнил его про себя со смешным профессором из фарса 19-го столетия, но через два часа знакомства, когда была выпита большая часть бутылки отличного коньяка, он узнал, что Чарльз Пол воевал на стороне анархистов в Испании, был двойным агентом Свободной Франции во время войны, а через два десятилетия, во время агонии Algerie Francaise снова появился в Северной Африке, работая против OAS на секретные службы голлистов. Пол отказался уточнять, чем именно он занимается в Камбодже, но по нескольким неприкрытым намекам Мюррей понял, что он работает кем-то вроде «советника» изменчивого правителя Камбоджи. Принц Нородом Сианук – универсальный диктатор, кинорежиссер, актер, кларнетист, поэт, поп-певец, человек-оркестр в политике, который зашел так далеко, что редактировал газету оппозиции, где раз в неделю самолично атаковал себя. Мюррей одобрял Сианука и был заинтригован Полом. Он решил на несколько дней сойтись поближе с французом и поэтому согласился отправиться с ним к руинам древней столицы Камбоджи – Ангкорвату.

Финлейсон, который имел привычку прерывать беседу и надолго умолкать, увлекся супом. Мюррей покончил с «Рикард» и, пробуя вино, подумал о том, как символично, что эта идея зародилась в Ангкорвате, в джунглях, на огромном пространстве, куда с трудом проникали солнечные лучи, среди поднимающихся из разъеденных временем камней храмов, подобно великолепному Версалю. Именно здесь, отдыхая на террасе с видом на мертвое озеро, Мюррей рассказал Полу свою историю. Тогда он не придавал ей особого значения: для Мюррея это был просто интересный анекдот войны, которая была полна ими, жестокостью и абсурдом. Его история была прямым пересказом истории, поведанной Мюррею за рюмкой в одном из В-и-В баров Бангкока молодым подвыпившим американцем. Мюррей пересказал ее слово в слово, как услышал сам, но француз так сильно пыхтел и потел, что Мюррею показалось, что его не особенно слушают.

Только позднее, когда они возвращались из Ангкорвата, Пол снова затронул эту тему. От его слов Мюррей напряженно выпрямился на сиденье и силился понять, шутит француз или нет. Конечно, он шутил – это было безумие, фантазия, инспирированная сверхъестественной обстановкой Ангкорвата и выпитым затем вином в туристическом отеле. Но каким-то образом что-то в манере Пола – некий акцент на тайное влияние и безжалостность – постепенно заставило Мюррея поверить в то, что это не безумие и не фантазия. После этого Мюррей начал задумываться: за работой, в постели, в ресторане, в самолете, разговаривая, выпивая, бездельничая – его мозг не переставая работал, исследуя каждую возможность, малейшую вероятность, пока вся сумасшедшая схема не начала оживать, приобретая реальные, опасные черты. Это было так, будто Мюррей вдруг стал переживать в деталях повторяющееся наваждение. Его лишь интересовало, насколько Пол доверился Финлейсону и, если доверился, то насколько серьезно был воспринят?