История Крестовых походов - [6]

Стотысячная армия под стенами Царьграда недолго сохраняла видимость дисциплины. Продовольствие, выданное по приказу императора Алексея, иссякло, и тогда обратились к испытанному средству – грабежу населения окрестностей. Желая избавить столицу от страшных соседей, Алексей дал им корабли для переправы через Босфор, и крестоносцы оказались в Малой Азии.

Как и следовало ожидать, несмотря на свою многочисленность, армия Петра Пустынника оказалась неспособной к войне с регулярными турецкими частями, тем более что сразу же начались распри между разными национальностями, входившими в ее состав. Под Никеей крестоносцы были почти начисто уничтожены; в битве пал и Вальтер Голяк, перед этим тщетно умолявший свое войско воздержаться от сражения. Что же касается Петра, то ему удалось бежать с поля боя и вернуться к Константинополю; но с этого времени он потерял всякий авторитет и почти исчез со страниц истории.

С ужасом и болью узнала Европа о судьбе своих передовых отрядов. Но те, кто следовал за ними, не пали духом и решили воспользоваться полученным уроком. И вскоре Запад увидел новые армии, несравненно лучше организованные и обустроенные, чем те, которые погибли на берегах Дуная и на равнинах Вифинии.

Вожди христианских армий, направлявшихся на Восток, были уже известны своими подвигами. Во главе их история и поэзия поставили Готфрида Бульонского, герцога Нижней Лотарингии. Связанный родством с династией Каролингов, он принял участие в борьбе между папой и императором, став на сторону непокорного Генриха IV, но потом раскаялся в этом и, желая замолить свой грех, решил отправиться в Иерусалим не как простой паломник, но как избавитель. История, сохранившая его портрет, говорит, что он соединял храбрость и добродетели героя с простотой монаха. Его подвижность и ловкость в боях, в сочетании с необыкновенной физической силой, изумляли войско. Благоразумие и умеренность смягчали его мужество; набожность его была искренна и бескорыстна, и никогда на поле боя он не бесчестил победу бесполезной резней. Верный данному слову, щедрый, исполненный человеколюбия, он был образцом для князей и рыцарей, отцом для солдат, опорой для народа; каждый считал для себя счастьем сражаться под его знаменем. Если он и не был формально главою Крестового похода, то, во всяком случае, приобрел власть моральную, и в своих распрях бароны и рыцари часто доверялись его мудрости, в войне же советы его были, что приказания полновластного государя.

По знаку Готфрида дворянство Франции и прирейнских областей пустило свои сокровища на приготовление к походу. Жены и матери расставались с драгоценностями, чтобы снарядить мужа или сына; и даже отъявленные скряги продавали поместья, чтобы купить оружие.

Те, кому нечего было продать, обратились к вассалам, не участвовавшим в походе; иные разоряли своих подданных, иные грабили соседние города и местечки, лишь бы добыть средства на войну. Были случаи, когда бароны закладывали феоды богатым прелатам, что дало возможность историку заметить, будто светские князья разорились за дело Иисуса Христа, а князья Церкви на этом же обогатились.

Герцог Бульонский собрал восемьдесят тысяч пеших солдат и десять тысяч конных. Выступив в поход через восемь месяцев после Клермонского собора, он взял с собой братьев Евстахия и Балдуина, а также кузена, носившего то же имя, и еще добрый десяток представителей титулованной знати; каждый из них вел за собой свиту рыцарей менее известных, но столь же пылавших нетерпением увеличить свои феоды и прославить имя. Эта армия выглядела совершенно иначе, чем войско Петра Пустынника; она ничем не замарала себя в землях, которые проходила, везде встречая союз и поддержку.

Пока герцог Лотарингский приближался к Константинополю, во Франции набирались другие армии. В те годы власть Капетингов, со всех сторон теснимых вассалами, оставалась крайне слабой; к тому же король Филипп I был отлучен папой от церкви. Поэтому сбор феодалов в далекий поход, оттягивая силы, мешавшие централизации, явился благом для Франции. Конечно, эти соображения, высказанные позднейшими историками, отнюдь не руководили принявшими Крест: французские феодалы, как и их лотарингские собратья, думали лишь о своей выгоде и славе, сверх того подчиняясь различным чудесным видениям, которых тогда так много случалось. Впрочем, материальная выгода руководила не всеми. Граф Гуго Вермандуа, брат Филиппа I, молодой принц, возглавивший дворянство севера страны и изумлявший своей доблестью, не стремился нажить богатство, и если он даже не заслужил подвигами прозвища Великий, которое дала ему история, то вполне оправдал его бескорыстием в войне, где честолюбие князей и рыцарей искало только земель и власти.

Из Нормандии вел своих вассалов старший сын Вильгельма Завоевателя Роберт, соединявший в себе благородные качества с пороками, весьма предосудительными для государя. Его ветреность, непостоянство, слабость сделали его ненавистным для подданных. Разорив себя и народ излишней расточительностью, он дошел до уровня нищего и, как свидетельствует молва, целыми днями лежал в постели, не имея костюма достойного, чтобы идти к обедне. Вследствие отсутствия средств на военные издержки он оказался вынужденным заложить герцогство Нормандию своему брату, Вильгельму Рыжему.