История крестовых походов - [77]
Но каким пестрым, богатым и сильным ни казалось государство императора Мануила в течение нескольких лет, оно все-таки не держалось на здоровой основе. Гордые победы над соседними народами возможны были только при самой суровой фискальной эксплуатации подданных и куплены были их окончательным истощением. Кроме того, эта странная форма подданства, воинская повинность побежденных, не обещала долго удержаться; но хуже всего действовало при этом общее ложное направление императорской политики, которая как бы добровольно вызывала смертельные опасности с Запада и с Востока.
Прежде всего это обнаруживалось в отношениях к итальянским торговым республикам. Потому что с 1082 года Комнены, правда, должны были много раз оказывать величайшие уступки венецианцам, чтобы только найти у них поддержку в войне против норманнов, и при этом безусловно необходимо было бы дать такие же привилегии как пизанцам, так и генуэзцам, имея в виду в особенности, что все три соперничавшие города будут уравновешивать друг друга: в таком случае можно было бы строго следить за их общей деятельностью в греческой империи, сообразно с собственными жизненными условиями, и держать их в строгих границах. Но точка зрения, с которой было наконец установлено отношение к этим городам, сводилась в сущности только к тому, способствовали ли они усилению стремления византийского двора получить влияние в Италии или вредили этому стремлению. Мануил покровительствовал им, когда ожидал от них первого; в противном случае он действовал против них хитростью или насилием, в особенности пользовался их взаимной завистью и через это сам вызывал ссоры и военную тревогу в итальянских кварталах Константинополя. Роковым в этих делах было то, что венецианцы увидели, что вмешательство греков в Италии сильно грозит их собственному политическому значению, и они начали все более сопротивляться политике императора. Мануил был раздражен этим и потому внезапно издал приказ сразу схватить всех бывших в империи жителей города лагун: 12 марта 1171 г. этот указ был приведен в исполнение во всей Греции. В одном Константинополе было арестовано 10.000 человек; только немногим удалось бежать. После этого венецианцы, побуждаемые местью, с великим жаром взялись за оружие, но долго ничего не могли сделать, пока наконец не соединились с норманнами и не стали таким образом грозить императору опасностями, которым он не хотел подвергаться. Поэтому он возвратил свободу схваченным гражданам и разрешил продолжать прежние торговые дела. Но враждебное настроение, с которым весь Запад уже давно смотрел на византийский двор за его отношение к крестоносцам, конечно, получило в этих обстоятельствах новую богатую пищу и, если не сам Мануил, то его преемники должны были понести самое тяжелое наказание за все эти неразумные действия.
Но еще худшие последствия, чем на Западе, императорская политика привела в Малой Азии. Здесь необходимейшей задачей было бы вытеснить наконец в глубь Азии иконийских сельджуков этих врагов, находившихся как бы в сердце Греческой империи. В начале своего правления Мануил много раз побеждал их и с тех пор, очевидно, зависело от его воли, будет ли впредь существовать магометанское государство по ту сторону Таврских гор. Потому что, если бы он употребил большие денежные и военные силы империи для настойчивого завоевания Иконии, вместо того, чтобы рассеять и растратить их в войнах за Италию и Венгрию, Антиохию и Египет, то весьма возможно, что он достиг бы прекраснейшего результата, а именно снова подчинил бы всю Малую Азию христианскому владычеству. Но император, жадный до других завоеваний, очень мало заботился о сельджуках, а между тем последние как нельзя лучше поняли свои выгоды. А именно, они не только все сильнее укреплялись в своих собственных владениях, но при каждом сколько-нибудь благоприятном случае делали нападения на греческую землю — то разрушали крепость, которая могла представлять убежище для их врагов, то жгли и грабили, где только было можно. Но как только Мануил начинал им грозить войной, они неотступно просили прощения и обещали впредь строго соблюдать мир. Император всегда давал убеждать себя такими просьбами, потому что не хотел тратить своих сил на эти малоазиатские дела, казавшиеся ему маловажными. Однажды при таком случае прибыл в Константинополь сам Килидж-Арслан II Иконийский и обещал, что враги греков станут его врагами, друзья греков — его друзья; что он никогда не заключит союза без согласия Мануила, что свои лучшие завоевания он передаст императору и будет помогать ему всеми силами на западе и на востоке, когда бы только это понадобилось. Но султан и не думал держать своих обещаний, а напротив, по-прежнему позволял своим диким ордам врываться в греческую область, заботясь только о том, чтобы из-за этого не впутаться в серьезную борьбу со страшными императорскими войсками.
Наконец, однако, в 1176 г. Мануил потерял терпение, вооружился всеми силами, сурово отверг все просьбы султана о новом мире и прошел через всю Малую Азию в середину неприятельской области, чтобы одним ударом уничтожить сельджуков. Но было слишком поздно. В узком проходе, при замке Мириокефалон, в южной Фригии, неприятель напал на его войско, которое шло длинной колонной, и греки потерпели полное поражение: сам Мануил только с трудом избежал страшной резни. Это был бой, который самым прискорбным образом напомнил битву при Манцикерте 1071 года. Между двумя несчастными днями лежал целый мир гордых надежд и горьких заслуженных разочарований. После упомянутого первого поражения в горах Армении призывали на помощь Запад, чтобы возвратить Византийской империи по крайней мере обеспеченную возможность существования. Крестоносцы пришли на этот зов и с их помощью удалось снова утвердиться в Малой Азии настолько, чтобы можно было своими силами достигнуть прочного покорения этой страны. Но самомнение Комненов пренебрегло удовольствоваться этою скромною целью. Лавры всемирного господства увлекли их соблазнительной прелестью в то время, как презираемый неприятель собирал на фригийских плоскогорьях все силы для решительного удара. Наконец, при Мириокефалоне была окончательно разбита всякая надежда вытеснить сельджуков из Малой Азии и вместе с тем навсегда сделано невозможным и здоровое восстановление Византийской империи. Триумфы, которые были завоеваны в Италии, Венгрии и Сирии, обратились в ничто перед этим несчастным сражением. Мало помогло и то, что Мануил со своими офицерами и войсками, очнувшись от первого потрясения после страшного поражения, еще несколько раз с прежней отвагой бросался против сельджуков. Этим они только немного замедлили наступление неприятеля. Но в главном жребий был брошен и с тех пор Константинополю грозили смертельные опасности, как со стороны злобной ненависти западных народов, так и со стороны сильной вражды мусульман.
