История крестовых походов - [126]

Княжество Ахайя

Более утешительная, чем история франкских императоров в Константинополе, была история многочисленных государей в Пелопоннесе, Элладе и на островах Эгейского моря. Здесь особенно замечательны владетели (после 1260 герцоги) Афин и князья Ахайи. Господство первых основано было бургундским дворянином Отто де ла Рош зимою с 1204 по 1205 г. В Ахайе (т. е. Пелопоннесе), как выше было упомянуто, проложили путь младший Готфрид Вилльгардуэн и Вильгельм Шамплитт. Оба последние уже в 1205 г. своими победами над упомянутым Львом Сгуросом и его союзником, деспотом Эпирским, завоевали большую часть Пелопоннеса и после этого Шамплитт принял титул князя Ахайского. Но в 1209 году умерли Вильгельм Шамплитт и его племянник Гуго, и Готфрид Вилльгардуэн воспользовался случаем, который представляли ему эти две смерти, для того, чтобы захватить правление Ахайей в свои руки. Он управлял там еще до 1218 г. Затем ему наследовал его старший сын Готфрид II (до 1245 г.), а потом его младший сын Вильгельм (до 1278 г.). Все три Вилльгардуэна были даровитые люди, храбрые, с государственным умом и с большим пониманием в мирной деятельности. Они подчинили себе весь полуостров, покорив мало-помалу последние крепости греков, Коринф и Аргос, Навплию и Монемвасию. Они обеспечили свое господство постройкой многочисленных замков и больших крепостей, из которых в особенности приобрели большую славу крепкая Хлемуци, на крайнем западном пункте Пелопоннеса, и Мизитра вместе с Великой Майной, на отрогах Тайгета. Франкское рыцарство было поселено на прекрасных ленах, которые составились из прежних доменов византийских императоров и из земель, принадлежавших побежденным пелопоннесским вельможам, церковные раздоры, в которых и здесь не было недостатка, сдерживались по большей части твердою рукой; а низший слой греческого населения, который сохранил свои старые нравы и обычаи и должен был платить только издавна существовавшие подати, переживал лучшие времена, чем по крайней мере те, которые выпадали на его долю в последнее предыдущее время. При этих обстоятельствах страна не только очень скоро оправилась от беспорядков, которые произвело вступление французов, но в немногие десятилетия чрезвычайно расцвела. Земледелие, промышленность и торговля в одинаковой мере содействовали благосостоянию жителей, а кредит был так благоустроен, что «купцы и рыцари странствовали, не возя с собою денег, останавливались в домах кастелянов и по простой расписке получали достаточно денег». В лучшие времена князь, имея ежегодно более 100.000 червонцев чистого доходу, в своих гордых замках содержал такой блестящий и изящный придворный штат, что среди западноевропейского рыцарства не было конца его восхвалениям и Ахайя называлась «радостью латинян».

Такое же положение, как в Пелопоннесе, было в Афинах и в Фивах, в непосредственной колониальной области Венеции и на островах венецианских князей, в особенности герцогов Наксоса из рода Сануди. Новая Франция возникла на родине Ликурга и Солона, новая Италия простиралась от острова до острова. Сила людей Запада создала себе здесь вторую очаровательную родину, крашенную всей прелестью более южного неба[69].

Но и это приобретение четвертого крестового похода подверглось серьезному испытанию в то самое время, когда разрушалась Латинская империя. А именно, как прежде франкские вельможи часто из зависти и честолюбия ссорились друг с другом, так случилось и теперь. Князь Вильгельм Ахайский в половине пятидесятых годов тринадцатого века возымел несчастную мысль, основанную на призраке права наследства, овладеть частью богатого острова Негропонта (Эвбеи). Здесь с 1205 года правили несколько благородных веронцев, а именно члены семьи Далле Карчери; рядом с ними мало-помалу возвысилась Венеция и постоянно стремилась к тому, чтобы подчинить себе весь этот большой и для расширения ее господства выгодно расположенный остров. Поэтому желание князя Вильгельма должно было привести к сильному раздору. Для отражения пелопоннесского нападения на Эвбею Венеция собрала вокруг себя большинство мелких франкских владетелей, в числе их был и Гвидо де ла Рош, владетель Афин. Несмотря на это, Вильгельм отважился на войну, которая нанесла ущерб всем сторонам, не изменив существенно прежнего деления владений. Вскоре затем Вильгельм вступил в союз с эпиротами против императора Михаила VIII и после упомянутого кровопролитного поражения при Пелагонии был взят византийцами в плен. Для того, чтобы снова получить свободу, он должен был в 1262 году уступить императору господствовавшие над юго-востоком Пелопоннеса крепости и города, Мизитру и великую Майну. С тех пор угрожающий клин греческой области вошел в этот французско-венецианский мир.

Конец владычества латинян в греческой империи

В шестидесятых и семидесятых годах тринадцатого века борьба между греками и латинянами все еще носит относительно грандиозной характер. Значительные государи стоят во главе обеих сторон; на одной был победоносный император Михаил, на другой — деятельный Вильгельм Ахайский, последний из Вилльгардуэнов, и еще более Карл Анжуйский, победитель Штауфенов, который женил своего сына Филиппа на Изабелле, дочери Вильгельма. Самым пестрым образом произошла группировка второстепенных сил, которые были вовлечены в раздор главных лиц. Карл и Вильгельм находились в союзе с эпирскими греками, которые хотели сохранить свою независимость от императора. Михаил главным образом дружил с генуэзцами, которым он сдержал обещание, данное перед взятием Константинополя, и с той поры, несмотря на случайные ошибки, они остались руководящей торговой силой на Босфоре и в принадлежащих империи греческих областях. Дело Михаила при этом идет мало-помалу вперед, отчасти потому, что национальное чувство греков, укрепившееся под давлением латинского чужеземного владычества, доставляло ему сильную поддержку, частью потому, что он сам действовал с замечательным дипломатическим искусством, давая папе надежду на унию греческой церкви с римскою и этим некоторое время располагая его к себе. В марте 1282 разразилась сицилийская вечерня: Сицилия была потеряна для Анжуйской фамилии и подчинилась аррагонцам, наследникам Штауфенов и друзьям Палеологов. Но император не мог уже извлечь никакой выгоды из этого столь для него приятного оборота обстоятельств, потому что умер еще в тот же самый год: и так как незадолго перед тем умер Вильгельм Вилльгардуэн, а вскоре затем последовал за ним Карл Анжуйский (1285), то почти одновременно на всех театрах греко-латинской войны выступают новые лица.