История Кореи. Том 2. Двадцатый век - [9]

Рис. 12. Посланники императора Коджона на Второй Международной мирной конференции в Гааге — Ли Сансоль, Ли Джун и Ли Виджон. Фото из бюллетеня конференции от 5 июля 1907 г.

Коджон, по-видимому, так и не оставил до конца надежду на то, что ранее связанные с Кореей договорными обязательствами государства Запада окажут на Японию нажим, чтобы та приостановила колонизацию страны. Ожидания эти были, естественно, наивны. Дипломатам западных стран было прекрасно известно без всяких новых разоблачений, что договор о протекторате был навязан корейскому кабинету в нарушение всех международных правовых норм. Однако ни одна из западных держав не собиралась заступаться за Корею. Для одних (Великобритания) Япония была союзницей, другие (США) видели в японском владычестве на полуострове гарантию неприкосновенности своих коммерческих интересов, для остальных же (Германия, Франция) насилия Японии в Корее были лишь незначительным эпизодом мировой колониальной эпопеи, не затрагивавшим их существенных интересов. Председатель конференции, российский посол во Франции А. И. Нелидов (1835–1910), в полном согласии со своими коллегами— представителями западных держав, категорически отказался дать слово на заседаниях конференции посланцам Коджона.

Пламенные выступления Ли Сансоля и Ли Джуна с обличениями творимых японцами в Корее насилий нашли некоторый отклик в западной прессе, и то главным образом радикальной и социалистической, но никакого влияния на позицию держав по корейскому вопросу не оказали. Ли Джун скоропостижно скончался от отчаяния и гнева уже через несколько дней пребывания в Гааге; а в это же время запуганный Ито Хиробуми и Ли Ванъёном Коджон официально объявил собственных посланцев «самозванцами» и подтвердил «подлинность» всех соглашений с Японией. Но ни отречение от собственных верных подданных, ни вынесенный Ли Сансолю корейским судом заочный смертный приговор (Ли Сансоль остался в эмиграции во Владивостоке) уже не могли помочь Коджону. С точки зрения японского кабинета неумелая дипломатия корейского «императора» предоставляла новые возможности для дальнейшего закрепления японских позиций в стране, и на пути к этой цели Коджон был лишь препятствием. 21 июля 1907 г., во дворце, занятом несколькими сотнями японских солдат, под давлением Ли Ванъёна и прояпонских чиновников его группировки (один из них, бывший выпускник японской военной академии Ли Бёнму, даже угрожал собственному государю саблей!), Коджон был вынужден отречься от престола в пользу своего безвольного сына Ли Чхока (1874–1926), впоследствии получившего посмертное тронное имя Сунджон.

Рис. 13. Отречение Коджона. Японская карикатура 1907 г., изображающая теперь уже бывшего императора Кореи в виде бедняка, покидающего дворец с котомками через плечо и банковской чековой книжкой в руке.

Последнее препятствие в деле полной колонизации страны было, таким образом, устранено из корейской политики. Через три дня после этого корейскому кабинету было навязано новое соглашение с Японией, дававшее возможность назначать рекомендованных генеральным резидентом японцев на все официальные посты в Корее вплоть до уровня заместителей министров и требовавшее от корейского правительства следовать руководству генерального резидента во всех сколько-нибудь значимых политических актах. Секретный протокол к этому соглашению предусматривал окончательный роспуск корейской армии, что делало независимость Кореи не более чем фикцией.

Рис. 14. Церемония роспуска старой корейской армии 1 августа 1907 г.

Хотя режим Коджона до самого своего конца так и не решился использовать армию для защиты независимости страны, само существование корейских вооруженных сил, а также антияпонские настроения среди солдат и части офицерства, проявившиеся, в частности, в вооруженных столкновениях между корейскими военными и японской полицией 19 июля 1907 г. на улицах Сеула, были потенциальной угрозой японским планам. Поэтому одним из первых актов японцев после отречения Коджона от престола было опубликование от имени Сунджона указа о роспуске корейской армии (31 июля 1907 г.). Попытки солдат столичного и нескольких провинциальных гарнизонов оказать сопротивление японскому произволу не имели особого успеха — большая часть амуниции и оружия уже была в японских руках. В конце концов, финальная «реорганизация» корейской армии в конце 1907 г. оставила Сунджону в качестве личной охраны всего 644 пехотинца и 92 кавалериста, но и те находились под японским командованием.

Насильственный роспуск армии, вкупе с отречением Коджона и назначением японцев на основные посты в ключевых министерствах и ведомствах, вызвало взрывы народного возмущения и в столице, и в провинциях. Дома некоторых министров-предателей, в том числе Ли Ванъёна, были сожжены разгневанными толпами, а они сами с их семьями — вынуждены искать убежища в хорошо охраняемом японском квартале столице (современный квартал Мёндон). Действия антияпонских «армий справедливости» в провинциях привели почти к полному параличу местной администрации. Ответом на активизацию народного сопротивления было ужесточение репрессий, формирование на корейской земле казарменного военно-колониального режима, опиравшегося на грубую силу, а также на своекорыстную поддержку части средних и крупных землевладельцев и привлекаемых на японскую службу деклассированных элементов. В Корею были дополнительно присланы японские подкрепления численностью около 7500 человек, всю территорию страны покрыли опорными пунктами японской военной жандармерии —