История Кореи. Том 2. Двадцатый век - [11]
Убийство корейским патриотом Ан Джунгыном (1879–1910) одного из главных архитекторов японской политики в Корее, Ито Хиробуми, на вокзале в Харбине 26 октября 1909 г. — акт антиколониального сопротивления, вдохновивший немало борцов с агрессией японского империализма, — также было активно использовано японской пропагандой для дискредитации корейского национального движения, особенно в странах Европы и США, где Ито был весьма известен.
Вскоре после совершенного Ан Джунгыном акта возмездия в отношении Ито тайно финансировавший прояпонское общество Ильчинхве Утида инициировал подачу этой организацией «Прошения о присоединении Кореи к Японии», которое должно было создать для западной и японской публики иллюзию господства японофильских настроений в общественном мнении Кореи. Это пропагандистское шоу вызвало взрыв негодования по всей стране, но, вне зависимости от воли и желания корейцев, активная подготовка к полной аннексии их страны уже велась за кулисами. В апреле-мае 1910 г. тайное согласие на окончательный захват Кореи было получено от России и Великобритании, а в июле на должность генерального резидента прибыл генерал Тэраути Масатакэ (1852–1919), убежденный экспансионист, чьей задачей было формальное оформление колонизации страны.
Рис. 15. Национальный герой корейского народа Ан Джунгын (1879–1910).
Рис. 16. Ан Джунгын в тюрьме, перед исполнением вынесенного ему смертного приговора (март 1910 г.), диктует прощальное письмо матери.
К началу июня он разработал основные принципы колониального управления Кореей. Японский генерал-губернатор Кореи должен был назначаться из числа генералов или адмиралов действительной службы, подчиняться непосредственно императору (минуя парламент), обладать правом издания действительных на территории Кореи указов и распоряжений, а также финансировать администрацию Кореи по возможности из собираемых в Корее налогов. Корея должна была, таким образом, управляться японской военной олигархией на принципах казарменной дисциплины, вне контроля даже со стороны представительных законодательных институтов Японии, не говоря уже о самом народе Кореи, который лишался прав на создание каких бы то ни было политических организаций. После достижения с прояпонским кабинетом Ли Ванъёна соглашения по поводу будущего статуса корейского «императорского» дома обе стороны подписали 22 августа 1910 г. «Договор о присоединении Кореи к Японии», сделавший Корею японским «генерал-губернаторством Тёсэн». Этот день капитуляции компрадорской верхушки старой Кореи перед военной олигархией империалистической Японии вошел в историю Кореи как «день национального позора». Корее, обреченной теперь на роль бесправной сырьевой периферии японского капитализма, предстояла долгая борьба за право на самостоятельное развитие.
Рис. 17. Торжественное прибытие в Сеул нового генерал-резидента Кореи Тэрауги Масатакэ. 23 июля 1910 г.
Рис. 18. Памятная открытка, выпущенная в Японии в связи с аннексией Кореи (1910). На ней изображены портреты первых трех японских генерал-резидентов в Корее и здание генерал-губернаторства в обрамлении цветущих ветвей.
Рис. 19. Праздничное приложение к газете «Осака симбун», выпущенное в связи с аннексией Кореи. Август 1910 г. На развороте изображены члены правящих домов двух стран (для Кореи — бывших) и видные чиновники. На карте Кореи указаны население по ее административным районам и сведения о производимых в них товарах.
б) Сопротивление японскому колониализму и формирование националистических идеологий в Корее (1905–1910)
Постепенная потеря реальной власти двором Коджона, незаконная оккупация страны японской армией в ходе русско-японской войны, кабальный договор о протекторате, насилия и произвол японцев на местах, и наконец, отречение Коджона и роспуск армии вызвали шквал протеста в корейском обществе. В то время как для многих представителей образованных слоев уже в 1904–1905 гг. было ясно, что поражение России и провал проводимой Коджоном политики маневрирования между великими державами открывают японцам путь к полному порабощению страны, патриотическое возмущение крестьянских масс подстегивалось также ухудшением условий жизни из-за роста цен на экспортируемый в Японию рис, разорением традиционной кустарной индустрии деревни в конкуренции с японской промышленностью, произволом японской армии и властей. Позитивно относились к процессу колонизации лишь немногочисленные, хотя и довольно влиятельные среди части «новой» интеллигенции, компрадорские слои: средние и крупные землевладельцы, ассоциировавшие японцев с «порядком и защитой частной собственности», учившиеся в Японии бюрократы (258 человек за 1895–1910 гг., т. е. около 7,5 % от всей численности корейской центральной бюрократии) и часть выпускников «новых» школ, которым японское владычество открывало карьерные перспективы, записывавшиеся в помощники к японским жандармам или в сборщики налогов выходцы из маргинальных слоев. Для большинства же корейцев колонизация поставила вопрос о необходимости сопротивления агрессорам, как для защиты абстрактного «суверенитета» страны, так и для отстаивания более конкретных ценностей — конфисковавшихся для «военных целей» земель, облагаемых все более тяжелыми налогами доходов, подвергавшихся насилиям японской солдатни родных и близких.
