История Кореи. Том 2. Двадцатый век - [57]

Колонизаторы рекламировали свою политику как «отказ от дискриминации в отношении местного населения», но на самом деле административные органы продолжали регистрировать корейцев и японцев отдельно (на регистрационных карточках корейских домохозяйств проставлялось место происхождения их клана) и дискриминация в реальной жизни сохранялась. Требование к колонизуемым отказаться от их собственного языка и имен и перейти на язык и именную систему колонизаторов не имеет аналога в мировой практике колониализма. Оно может быть объяснено лишь специфической обстановкой, сложившейся к этому времени в Японии. Увязнув в агрессивной войне в Китае, самой населенной стране мира, японские власти отчаянно нуждались в людских ресурсах, и считали, что родившиеся в период японского господства и воспитанные в японских школах корейские призывники будут лояльными солдатами. Взамен корейцам демагогически обещалось полупривилегированное — «выше китайцев» — положение в восточноазиатской сфере влияния Японии. Многие представители корейских имущих слоев, запуганные перспективой репрессий за неподчинение и подавленные преувеличенными сообщениями японских газет о «победах японского оружия» в Китае, приняли эту демагогию всерьез.

Официально зачисление корейской молодежи в ряды японских вооруженных сил с февраля 1938 г. было «добровольным». Однако на самом деле учебные заведения и органы власти зачастую оказывали на молодых людей психологическое, а иногда и административное давление, внушая им, что они «жертвуют собой ради процветания всей Восточной Азии под милостивой властью императора». Это делалось при активной поддержке членов корейской элиты, разъезжавших по стране с «лекциями по международной обстановке» и призывами «отдать жизнь за императора». В итоге к началу 1942 г. в рядах японской армии уже сражалось более восьми тысяч корейских солдат и офицеров. Кроме того, с 1 октября 1939 г. на корейской территории вступил в силу принятый японским парламентом 8 июля 1939 г. закон о всеобщей трудовой повинности (яп. кокумин тёёрей, кор. кунмин чинённён), позволивший властям организовывать массовую отправку корейских рабочих в Японию, где массовый призыв молодежи в армию привел к нехватке рабочей силы. Уже в 1940 г. в Японию было отправлено 88 тысяч корейских рабочих, что покрывало примерно 6 % дефицита трудовых ресурсов. В 1939-40 гг. отправка рабочей силы в Японию осуществлялась путем набора. Представители японских предприятий или посредники рекрутировали корейцев на формально добровольных началах, зачастую соблазняя неопытную деревенскую молодежь посулами «вольготной жизни» в метрополии. В реальности же корейских рабочих зачастую удерживали, с использованием закона о трудовой повинности, и после окончания их двухлетних контрактов. 

Во многих случаях корейских рабочих селили в охраняемых общежитиях за колючей проволокой, мало отличавшихся от трудовых лагерей, и выдавали им на руки лишь небольшую часть их заработка, значительная доля которого автоматически переводилась на особые сберегательные счета, закрытые для пользования «до конца войны». Практически никто из корейских рабочих не получил денег с этих счетов после 1945 г. Корейские рабочие имели право переводить часть своей зарплаты семьям в Корею, но в сельских районах получателями этих сумм выступали не сами родственники, а волостные власти, которые зачастую распоряжались деньгами по своему усмотрению, сдавая их на покупку «добровольно-обязательных» акций госзайма, в различные «патриотические» фонды, или просто присваивая. С 1940 г. оргнабор корейских рабочих начал проводиться властями генерал-губернаторства. Каждой волости определялись квоты, и в случае недобора добровольцев молодежь из бедняцких семей загонялась в отъезжающие в Японию трудовые бригады насильно. Бесправное и полунищее корейское население стало объектом сверхэксплуатации со стороны японского государства и предпринимателей. Постепенно мобилизация трудовых ресурсов принимала отчетливо выраженный военный характер. Так, уже с декабря 1941 г. начался набор корейцев на работу на военно-морских базах на островах южной части Тихого океана. Судьба попавших туда корейцев была особенно трагичной — они массами гибли под американскими бомбами, а иногда и уничтожались при отступлении японскими войсками. 

С началом войны против США и Великобритании в декабре 1941 г. корейская экономика была, по сути, переведена — при сохранении норм частной собственности на средства производства — на командно-плановую основу. Каждой отрасли, каждому крупному предприятию задавались нормы и выдавались квоты на необходимые сырье и материалы. Чтобы «разгрузить» экономику метрополии, японские власти в Корее стремились достичь самообеспечения стратегическими материалами, и эта политика была довольно-таки успешной. Так, весь алюминий, магнезит, кобальт, хлопок-сырец и шерсть, необходимые корейской индустрии, добывались и обрабатывались в самой Корее. Уже с 1940 г. продовольствие выдавалось по карточкам, и над производством сельхозпродукции был введен строгий контроль. Постепенно шел переход к политике изъятия у крестьянства всех излишков. Резкое усиление мобилизационной политики с лета 1942 г. было связано с кризисной ситуацией на фронтах: Япония начала терпеть поражения в битвах с американскими силами на Тихом океане, ей не хватало ресурсов для того, чтобы воевать одновременно на нескольких фронтах в разных частях мира (Юго-Восточная Азия, Китай, южные районы Тихого океана), и все ресурсы Кореи, как людские, так и материальные, требовалось теперь мобилизовать для нужд фронта.