История Кореи. Том 2. Двадцатый век - [56]
Рис. 51. Синтоистский храм на горе Намсан в Кёнсоне (Сеуле), воздвигнутый японцами в 1925 г. на месте Куксадан — Алтаря, построенного в 1394 г. по приказу основателя династии Чосон Тхэджо (Ли Сонге) в честь покровителя новой столицы. Главными объектами поклонения в нем являлись богиня Аматэрасу и император Мэйдзи. Уже с середины 1920-х гг. участие в церемониях в этом храме навязывалось корейским школьникам и служащим, а с конца 1930-х гг. стало практически обязательным, особенно для учащихся.
Легче всего удалось решить эту проблему с католиками. Ватикан, поддерживавший тесные связи с фашистской Италией, с готовностью признал синтоистские обряды «гражданскими обязательствами». Среди протестантских священнослужителей относительно небольшое меньшинство решилось на сопротивление государственным притязаниям на их совесть. Около 50 протестантских верующих погибло в тюрьмах, отказавшись от поклонения «японским идолам». Большая часть протестантских конфессий, однако, пошла на активное содействие японской военщине. Так, только пресвитериане устроили в 1937^0 гг. 8953 молебнов «за победу над врагом», организовали кампанию по переплавке церковных колоколов для изготовления оружия и даже… подарили в 1942 г. японским ВВС боевой самолет «Корейский пресвитерианин». Протестантских верующих в колониальной Корее к началу 1940-х годов было относительно немного— около 460 тысяч. Однако немалое их число принадлежало к деловой и интеллектуальной элите. Поэтому их коллаборационистская позиция имела большое значение для властей. Зрелище приверженцев веры, которую многие корейцы в быту называли «американской» (большинство среди протестантских миссионеров в Корее составляли граждане США), усердно молящихся за «победу над звероподобными американскими демонами», оказывало также сильнейшее пропагандистское воздействие на корейцев-нехристиан. Им начинало казаться, что уж если даже воспитанники американских миссионеров молятся за победу над США, то война против Америки и вправду «справедлива».
Под постоянный аккомпанемент военных маршей из репродукторов, ежедневных «патриотических линеек» в школах и ежемесячных синтоистских ритуалов японские власти переводили всю жизнь страны на казарменный лад. С 5 мая 1938 г., одновременно с метрополией, на японские колонии Корею и Тайвань распространилось действие принятого в марте 1938 г. «Закона о национальной мобилизации», ставившего гражданских лиц, наравне с военными, на полуказарменное положение. В Корее это означало создание, под руководством заведующего Отделом образования генерал-губернаторства Сиобара Токисабуро (известного, за свои ультраправые взгляды, под кличкой «Гитлер Корейского полуострова»), «Корейского союза всеобщей духовной мобилизации» — организации, которая должна была объединить все домохозяйства Кореи с целью мобилизации всех и каждого на выполнение поставленных властью целей, будь то призыв на тыловые работы или распространение японского языка в быту. Все члены организации были объединены в «патриотические группы» по десять домохозяйств, члены которых должны были следить друг за другом и контролировать выполнение соседями мобилизационных предписаний. Руководители «патриотических групп» стали низовым «приводным ремнем» японской администрации в Корее, позволявшим ей контролировать в деталях жизнь масс вплоть до самых отдаленных деревень и поселков. С января 1939 г. членство в «патриотических группах» стало обязательным. Вскоре на них были возложены также обязанности по распределению по карточкам продуктов и предметов первой необходимости.
С февраля 1938 г., столкнувшись с нехваткой живой силы для полномасштабной агрессии в Китае, Япония также «милостиво разрешила» корейцам — до этого, за редкими исключениями, не допускавшимся к службе в вооруженных силах, — добровольно вступать в ряды сухопутной армии. Началась постепенная подготовка к введению в Корее всеобщей воинской повинности — уникального института для колониальных стран. Поскольку солдаты-призывники должны были свободно понимать японский язык и вообще ощущать себя японцами (иначе зачем им нужно было бы отдавать свои жизни в японской агрессивной войне?), с 1938 г. корейский язык было запрещено преподавать и использовать в школах Кореи. Будущие призывники должны были с детства привыкнуть к усвоению знаний только на японском языке. К 1940 г. были закрыты и корейские газеты на родном языке — «Тонъа ильбо» и «Чосон ильбо». Образованным корейцам предлагалось читать японскую прессу. Более того, с февраля 1940 г. японские власти начали еще и кампанию по насильственному «ояпониванию» корейских имен и фамилий. Всем корейцам предлагалось в короткие сроки представить в местные органы власти «добровольно» выбранные ими имена и фамилии японского типа, и впредь следовать тем же нормам в отношении имен и фамилий, что и японцы. Так, кореянки должны были теперь брать фамилию мужа после брака, что делалось в Японии, но противоречило корейской традиции (менять фамилию родителей считалось в Корее проявлением «непочтительности к предкам»). «Добровольность» этой беспрецедентной меры была чисто формальной. В случае неявки органы власти зачастую раздавали корейским жителям японские имена и фамилии в произвольном порядке, а критика данной политики было уголовно наказуема. Таким образом, в установленный период «японизировалось» примерно 80 % корейских домохозяйств.
