История Клуба-81 - [119]

В выборах участвовало 90 процентов избирателей. В Ленинграде потерпели поражение все ведущие партийные и советские работники…

Утром звонок: «Вам звонят из пожарной части. Вам известно, что в помещении вашего клуба был пожар?.. Приезжайте, будем составлять протокол».

Пожар возник ночью. Кто-то разбил окно в нашу маленькую комнатушку и устроил поджог. Тревогу подняли жильцы дома. Сгорело все, что там было, изнутри обуглилась дверь.

Пустым и заброшенным клуб выглядел после выборов и этого пожара, он напоминал покинутую солдатами казарму. Клуб растворился в ассоциации «Новая литература», «Новые языки в искусстве», в Обществе христианского просвещения, Высшей религиозно-философской школе… Здесь прошло первое учредительное собрание организации Народного фронта – тогда еще «За Ленинградский народный фронт». В последнее время здесь собиралась группа поддержки Б. Н. Никольского, в маленькой обгоревшей комнатушке – коммунисты не простили демократам победу на выборах – устроили пожар… «Нет, – сказал Никольский, – скорее всего, это дело рук „Памяти“, – они считают меня евреем…»

Новое время

Мы начали жить в окружении людей, которые не знали – что-то слышали, но не больше – про какие-то машинописные журналы, какую-то неофициальную культуру, правозащитников, что и неудивительно. Нас было очень мало, наши митинги и демонстрации даже в последнее время собирали тысячу, десять тысяч, тридцать тысяч горожан – и это в городе с четырехмиллионным населением! У нас не было оружия, и не строили мы баррикад. Будущий статистик подсчитает, сколько было авторов самиздатских журналов – поэтов, прозаиков, переводчиков, – от силы четыре-пять сотен, художников – две-три сотни, правозащитников, включая их «пособников», еще меньше. Самая многочисленная политическая сила в Петербурге – ЛНФ – насчитывала накануне выборов в 1989 году около 600 членов.

У некоторых неофициалов уже вышли книжки, кто-то ушел в журналистику, кто-то – в эмиграцию, кто-то продолжал ходить на дежурство в котельную с пишущей машинкой… И этот период его участники пережили. Имена членов клуба можно найти в энциклопедических словарях «Самиздат Ленинграда» (М., 2003) и «Литературный Санкт-Петербург. XX век. Прозаики, поэты, драматурги, переводчики» (СПб., 2011).

Новое время смелó утопистов-1 вскоре после того, как культурное движение рассталось с надеждой на Утопию-2.

Из моего дневника:

12–14 апреля

В помещении Центрального лектория «Знание» прошла конференция «Независимая культура Ленинграда 50 – 70-х годов», организованная творческой лабораторией «Поэтическая функция». С докладами выступили Б. Иванов, Вл. Эрль, В. Уфлянд, В. Долинин, С. Ковальский и другие.

25 апреля

Пленум ЦК КПСС. Критика М. Горбачева. Выход из состава ЦК 110 его членов, кандидатов и членов Ревизионной комиссии.

Апрель

Вышел первый номер информационного бюллетеня «Северо-Запад».

15 мая

Митинги в Абхазии в поддержку независимости от Грузии.

25 мая

Сегодня, после почти каждодневных заседаний, я понял, что созданная нами структура, увы, привлекает к себе обезличенных людей. Слышал по радио их речи, гул зала: заявка на митинг наконец получила удовлетворение. Легко могу представить себя на этом митинге… Почувствовал, что наступило время поворота в судьбе, как после выхода сборника «Круг» почувствовал, что мы не проложили путь в будущее, наши надежды не оправдались, от вежливой дипломатии пора отказаться – наступило время политической борьбы. Когда движение подчиняется законам движения массы, места для личностей в нем не остается. Они, в согласии с правилам игры, оказываются в меньшинстве.

1 июня

В городе введены талоны на мыло и чай.

12 июля

Первым секретарем обкома избран Б. В. Гидаспов.

«Раньше и теперь»

Раньше тебя высаживали из «скорой помощи» в коридор больницы имени Карла Маркса или Фридриха Энгельса – и лежи. Из сортира веет ледяной сквозняк – хоть ветряк ставь, по кафельному полу круглосуточно калеки протезами допотопными гремят, и редко кто до сортира аммиак доносит. А каша! – асфальт. А градусники! Одни трубки ртутные – градуировки нет, чтобы не соревновались болезные с лекарями в диагностике.

Недавно выхожу из коматозного состояния – батюшки мои! – что это? Кажись, наконец преставился. Все позади – три войны, две денежные реформы, очереди и стройки коммунизма. Хватит, надоело! Да и голова ослабла. Кто Лигачев, кто Горбачев, и другие лики мелькают, а тут еще Нагорный Карабас неведомо откуда объявился. Ну а как телевизор забарахлил – так я, Опанас Пивнюк, и преставился.

Приглядываюсь, куда же я попал. Да это же рай! Одеяла мяконькие, новенькие, подушечка пухленькая. А мимо ангелы пролетают со шприцами одноразовыми. Из радиоточки женщина поет басом о Волге просто и сердечно: «Пусть сады растут, цветут, колышутся…» И вдруг слышу: «Товарищ, друг, а вы с какого предприятия?»

Голову поворачиваю – Гидаспов! Большой человек. Неужто, – мысль у меня проскочила, – секретарь обкома в одночасье со мной преставился! Пижама на нем такая же, как на мне. И судно мое с фаянсовыми цветочками его судну не уступает. Никак не может в моей голове вместиться: я – и он, я – «фреза Коломенского завода», 120 рэ – и он, хан номенклатурный, обитающий в преддверии коммунизма.