История Клуба-81 - [119]
В выборах участвовало 90 процентов избирателей. В Ленинграде потерпели поражение все ведущие партийные и советские работники…
Утром звонок: «Вам звонят из пожарной части. Вам известно, что в помещении вашего клуба был пожар?.. Приезжайте, будем составлять протокол».
Пожар возник ночью. Кто-то разбил окно в нашу маленькую комнатушку и устроил поджог. Тревогу подняли жильцы дома. Сгорело все, что там было, изнутри обуглилась дверь.
Пустым и заброшенным клуб выглядел после выборов и этого пожара, он напоминал покинутую солдатами казарму. Клуб растворился в ассоциации «Новая литература», «Новые языки в искусстве», в Обществе христианского просвещения, Высшей религиозно-философской школе… Здесь прошло первое учредительное собрание организации Народного фронта – тогда еще «За Ленинградский народный фронт». В последнее время здесь собиралась группа поддержки Б. Н. Никольского, в маленькой обгоревшей комнатушке – коммунисты не простили демократам победу на выборах – устроили пожар… «Нет, – сказал Никольский, – скорее всего, это дело рук „Памяти“, – они считают меня евреем…»
Мы начали жить в окружении людей, которые не знали – что-то слышали, но не больше – про какие-то машинописные журналы, какую-то неофициальную культуру, правозащитников, что и неудивительно. Нас было очень мало, наши митинги и демонстрации даже в последнее время собирали тысячу, десять тысяч, тридцать тысяч горожан – и это в городе с четырехмиллионным населением! У нас не было оружия, и не строили мы баррикад. Будущий статистик подсчитает, сколько было авторов самиздатских журналов – поэтов, прозаиков, переводчиков, – от силы четыре-пять сотен, художников – две-три сотни, правозащитников, включая их «пособников», еще меньше. Самая многочисленная политическая сила в Петербурге – ЛНФ – насчитывала накануне выборов в 1989 году около 600 членов.
У некоторых неофициалов уже вышли книжки, кто-то ушел в журналистику, кто-то – в эмиграцию, кто-то продолжал ходить на дежурство в котельную с пишущей машинкой… И этот период его участники пережили. Имена членов клуба можно найти в энциклопедических словарях «Самиздат Ленинграда» (М., 2003) и «Литературный Санкт-Петербург. XX век. Прозаики, поэты, драматурги, переводчики» (СПб., 2011).
Новое время смелó утопистов-1 вскоре после того, как культурное движение рассталось с надеждой на Утопию-2.
Из моего дневника:
12–14 апреля
В помещении Центрального лектория «Знание» прошла конференция «Независимая культура Ленинграда 50 – 70-х годов», организованная творческой лабораторией «Поэтическая функция». С докладами выступили Б. Иванов, Вл. Эрль, В. Уфлянд, В. Долинин, С. Ковальский и другие.
25 апреля
Пленум ЦК КПСС. Критика М. Горбачева. Выход из состава ЦК 110 его членов, кандидатов и членов Ревизионной комиссии.
Апрель
Вышел первый номер информационного бюллетеня «Северо-Запад».
15 мая
Митинги в Абхазии в поддержку независимости от Грузии.
25 мая
Сегодня, после почти каждодневных заседаний, я понял, что созданная нами структура, увы, привлекает к себе обезличенных людей. Слышал по радио их речи, гул зала: заявка на митинг наконец получила удовлетворение. Легко могу представить себя на этом митинге… Почувствовал, что наступило время поворота в судьбе, как после выхода сборника «Круг» почувствовал, что мы не проложили путь в будущее, наши надежды не оправдались, от вежливой дипломатии пора отказаться – наступило время политической борьбы. Когда движение подчиняется законам движения массы, места для личностей в нем не остается. Они, в согласии с правилам игры, оказываются в меньшинстве.
1 июня
В городе введены талоны на мыло и чай.
12 июля
Первым секретарем обкома избран Б. В. Гидаспов.
Раньше тебя высаживали из «скорой помощи» в коридор больницы имени Карла Маркса или Фридриха Энгельса – и лежи. Из сортира веет ледяной сквозняк – хоть ветряк ставь, по кафельному полу круглосуточно калеки протезами допотопными гремят, и редко кто до сортира аммиак доносит. А каша! – асфальт. А градусники! Одни трубки ртутные – градуировки нет, чтобы не соревновались болезные с лекарями в диагностике.
Недавно выхожу из коматозного состояния – батюшки мои! – что это? Кажись, наконец преставился. Все позади – три войны, две денежные реформы, очереди и стройки коммунизма. Хватит, надоело! Да и голова ослабла. Кто Лигачев, кто Горбачев, и другие лики мелькают, а тут еще Нагорный Карабас неведомо откуда объявился. Ну а как телевизор забарахлил – так я, Опанас Пивнюк, и преставился.
Приглядываюсь, куда же я попал. Да это же рай! Одеяла мяконькие, новенькие, подушечка пухленькая. А мимо ангелы пролетают со шприцами одноразовыми. Из радиоточки женщина поет басом о Волге просто и сердечно: «Пусть сады растут, цветут, колышутся…» И вдруг слышу: «Товарищ, друг, а вы с какого предприятия?»
Голову поворачиваю – Гидаспов! Большой человек. Неужто, – мысль у меня проскочила, – секретарь обкома в одночасье со мной преставился! Пижама на нем такая же, как на мне. И судно мое с фаянсовыми цветочками его судну не уступает. Никак не может в моей голове вместиться: я – и он, я – «фреза Коломенского завода», 120 рэ – и он, хан номенклатурный, обитающий в преддверии коммунизма.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Борис Иванович Иванов — одна из центральных фигур в неофициальной культуре 1960—1980-х годов, бессменный издатель и редактор самиздатского журнала «Часы», собиратель людей и текстов, переговорщик с властью, тактик и стратег ленинградского литературного и философского андеграунда. Из-за невероятной общественной активности Иванова проза его, публиковавшаяся преимущественно в самиздате, оставалась в тени. Издание двухтомника «Жатва жертв» и «Невский зимой» исправляет положение.Проза Иванова — это прежде всего человеческий опыт автора, умение слышать чужой голос, понять чужие судьбы.
Борис Иванович Иванов родился в 1928 году в Ленинграде. Пережил блокадную зиму 1941–1942 годов. Закончил ремесленное училище. Работал токарем, буровым мастером в геологической партии. После службы в армии закончил отделение журналистики ЛГУ. Работал в районной, заводской и вузовских газетах. В 1965 году выпустил книгу рассказов «Дверь остается открытой». В 1968 году за авторство коллективного письма с протестом против суда над А. Гинзбургом и Ю. Галансковым исключен из КПСС и уволен с работы. Был матросом, оператором котельной, сторожем.
Борис Иванович Иванов — одна из центральных фигур в неофициальной культуре 1960–1980-х годов, бессменный издатель и редактор самиздатского журнала «Часы», собиратель людей и текстов, переговорщик с властью, тактик и стратег ленинградского литературного и философского андеграунда. Из-за невероятной общественной активности Иванова проза его, публиковавшаяся преимущественно в самиздате, оставалась в тени. Издание двухтомника «Жатва жертв» и «Невский зимой» исправляет положение.Проза Иванова — это прежде всего человеческий опыт автора, умение слышать чужой голос, понять чужие судьбы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ни один писатель не может быть равнодушен к славе. «Помню, зашел у нас со Шварцем как-то разговор о славе, — вспоминал Л. Пантелеев, — и я сказал, что никогда не искал ее, что она, вероятно, только мешала бы мне. „Ах, что ты! Что ты! — воскликнул Евгений Львович с какой-то застенчивой и вместе с тем восторженной улыбкой. — Как ты можешь так говорить! Что может быть прекраснее… Слава!!!“».