История Израиля. От Войны за независимость до Шестидневной войны - [44]

Однако прежде, чем Люксембургский договор мог вступить в силу, он должен был пройти ратификацию в германском и израильском парламентах. Особенно бурно прошло обсуждение этого договора в Бонне. Лига арабских стран объявила, что если договор будет утвержден, ни одно арабское государство не даст лицензии на импорт немецким фирмам. Напуганные этой угрозой, ряд германских политиков, включая Франца Йозефа Штрауса, главу Христианско-социального союза (ХСС), выступили против ратификации. Но в конце концов арабские страны были умиротворены значительными западногерманскими дотациями, направленными на их собственное экономическое развитие. При поддержке социал-демократов договор был ратифицирован обеими палатами парламента 19 и 20 марта 1953 г. Израильское правительство ратифицировало договор 22 марта.

Аденауэр стремился к тому, чтобы соглашения о репарациях и реституциях положили начало близким и прочным отношениям с Израилем. Этого же хотел и Бен-Гурион. Израильский премьер-министр понимал, что Германия является для его осажденного государства "окном в Европу” и потенциальным помощником в усилиях проникнуть в формирующийся Общий рынок и, может быть, даже в НАТО. Кроме того, к середине пятидесятых годов установление дипломатических отношений с Германией уже не казалось немыслимым для большинства израильтян. Немцы скурпулезно выполняли свои репарационные обязательства, германские суда беспрепятственно разгружались в Хайфе. С точки зрения Бен-Гуриона столь благоприятный момент нельзя было упустить.

Однако серьезные трудности не замедлили появиться. Чтобы помешать международному признанию Восточной Германии, Бонн объявил, что установление дипломатических отношений с просоветским режимом будет рассматриваться как "недружественный акт, направленный на закрепление раздела Германии”. Арабские государства приняли эту концепцию. Однако за свое непризнание ГДР они потребовали от Западной Германии воздержаться от установления дипломатических отношений с Израилем. Это привело Бонн в замешательство, особенно в свете недавнего решения министра иностранных дел фон Брентано об обмене с Израилем консулами. С тяжелым сердцем Брентано аннулировал те договоренности, которые должны были привести в конечном итоге к установлению дипломатических отношений с еврейским государством. Это решение было ошеломляющим ударом для Израиля. После продолжительных переговоров последних лет казалось, что именно Западная Германия станет инициатором признания Израиля полноправным членом западного сообщества. Выяснилось, однако, что время для этого еще не пришло.

Предварительные итоги

Несмотря на эту дипломатическую неудачу, к середине пятидесятых годов Израиль обладал внушительными международными связями. Он был представлен почти во всех странах Северной и Южной Америки, Западной и Восточной Европы, в молодых государствах Африки и Азии. Там, где не удалось добиться дипломатического признания, главным препятствием была враждебность арабских государств. И все-таки, по крайней мере в некоторых случаях, просчеты Израиля были вызваны и недальновидностью самого руководства страны, не уделившего достаточного внимания проблеме противостояния Востока и Запада. Экспансивные заявления Шарета и Эвена на заседаниях Генеральной Ассамблеи ООН в 1950 и 1951 гг. о верности идеалам свободного мира вряд ли были необходимы для получения американской финансовой помощи. Другие государства Азии и Африки не заходили так далеко, и у них оставалась возможность торговаться со сверхдержавами. Занять такую недвусмысленную позицию в пятидесятые годы означало только раз и навсегда потерять доверие Советского Союза.

Неудача Израиля в получении признания стран "третьего мира” как государства, освободившегося от колониального гнета, была, наверное, самым серьезным дипломатическим провалом. Для азиатских лидеров еврейский национализм оставался незнакомым и чуждым явлением. Например, Неру считал сионистов пособниками британского империализма. Нет сомнения, впрочем, что арабское политическое и экономическое влияние сыграло здесь свою роль. Но и сами израильские дипломаты были частично виноваты в этом непонимании; в течение десятилетий они вели разъяснительную работу исключительно в Европе и Америке. Даже позднее израильское руководство могло бы объяснить чудо национального возрождения в терминах, доступных пониманию любого народа, находившегося в колониальной зависимости. Однако такая терминология лишь изредка использовалась в речах Бен-Гуриона, Шарета или Эвена. Они предпочитали ссылаться на Танах[29] и находить аналогии в еврейской истории. Такая аргументация не могла быть принята африканскими или азиатскими лидерами. Если бы израильтяне проявили большую гибкость, их дипломатические усилия, возможно, принесли бы нечно иное, чем холодное равнодушие со стороны азиатских государств.

Интуиция подвела израильских дипломатов и в отношениях с Китаем. В 1955 г. Иерусалим отверг предложение Пекина об установлении официальных связей. Позднее израильтяне объясняли это тем, что они боялись потерять американскую поддержку. Но при администрации Эйзенхауэра — Даллеса американская поддержка была незначительной. Гораздо важнее был тот факт, что между Китаем и арабскими странами тогда еще не были налажены отношения. Установление связей с Китаем могло оказать благоприятное влияние на отношение Индии к Израилю, так как это был период китайско-индийской дружбы. Возможно, Израиль был бы приглашен на Бандунгскую конференцию стран Азии и Африки в 1955 г.