История иудаизма - [144]
В некоторой степени утверждаемый Раши примат прямого смысла служил риторическим приемом, позволявшим включать в комментарий много материала из более ранних мидрашей: так, комментируя полученное Моисеем откровение на горе Синай, Раши использует созданный танаями мидраш «Мехильта» к Книге Исхода, в котором запрещается строить жертвенник при помощи железных инструментов:
Из этого видишь, что, занося над ним металл, ты оскверняешь его, ибо жертвенник создан для продления дней человека, а металл создан (среди прочего для того), чтобы укорачивать дни человека. И недостойно, чтобы заносили (орудие), укорачивающее (жизнь), над (тем, что жизнь) продлевает [Mexильтa]. Кроме того, жертвенник утверждает мир между сынами Исраэля и их небесным Отцом, поэтому его не должно касаться (никакое орудие) режущее и разрушающее.
Подобные нравственные поучения под видом простого истолкования библейского текста можно счесть исключительно эффективным способом замаскированной проповеди [10].
Позднее, в XIV веке, комментарий Раши активно использовался христианским толкователем Библии Николаем де Лира. Имеется множество свидетельств интереса христиан высокого и позднего Средневековья к еврейским трудам, посвященным изучению Библии; не в последнюю очередь это двуязычные латинско-ивритские рукописи. Сложнее продемонстрировать влияние в обратном направлении, хотя популярная в раввинистических кругах с конца XIII века мнемоническая формула ПаРДеС (служащая для запоминания четырех способов толкования Библии: пшат — прямой смысл, ремез — намек, драш — назидательное толкование, сод — мистический смысл; само же слово пардес на иврите означает «рай»), вполне возможно, имеет некоторое отношение к средневековому христианскому представлению о четырех смыслах Писания. Однако сам Раши, несмотря на свое участие в светской жизни Труа и знания в области ремесел, сельского хозяйства и торговли, судя по всему, не изучал латыни и не испытывал в работе заметного влияния со стороны нееврейских интеллектуалов своего времени.
Комментарий Раши к Писанию предназначался для широкого круга умеренно образованных еврейских читателей (автор предполагает базовое знание библейского текста, не имея цели «достучаться» до круглых невежд). Как представляется, для той же аудитории Раши составил и свой подробный комментарий почти ко всему тексту Вавилонского Талмуда. В комментарии к Талмуду Раши весьма ясно излагает талмудические доводы, при этом не пытаясь выйти за рамки текста Талмуда и охватить также дальнейшее развитие ѓалахи, что заметно отличает его от тех уже знакомых нам раввинов, которым Талмуд служил основой для собственных правовых новшеств. Комментарий Раши вытеснил все предыдущие прежде всего благодаря непревзойденному умению ученого сделать ясной методологию Талмуда: он распутывает синтаксически сложные фрагменты, объясняет непривычные термины, реалистично описывает талмудические ситуации, сопровождая их квазиисторическими экскурсами, — одним словом, оживляет текст. Выдающийся труд Раши и сегодня, почти через тысячу лет, остается обязательным для изучения дополнением к Талмуду, хотя ученики и последователи Раши далеко не всегда соглашались с теми или иными принятыми им толкованиями. В трудах Раши часто затрагиваются такие излюбленные им темы, как уникальные взаимоотношения Израиля с Богом, ценность молитвы, изучения Торы и скромной жизни. Но результатом всей жизни Раши стали не столько сами его тексты, сколько вызванная ими революция в еврейском образовании, прежде всего благодаря комментарию к Талмуду, сделавшему эзотерический мир Талмуда доступным куда большему числу читателей, чем это удавалось предшествующим поколениям [11].
Среди самых выдающихся учеников и вместе с тем резких критиков Раши были его внуки — отпрыски трех его дочерей. Внуки Раши пронесли заложенную им традицию изучения Талмуда через мрачные для евреев времена Первого крестового похода (1095–1096) и погромов XII века в еврейских общинах на Рейне. В какой-то мере эти ученые исходили из практики, принятой еще в конце XI века в Вормсе и Майнце, когда для выработки четких практических решений сопоставлялись разнообразные талмудические тексты, но с XII века их критические труды приняли форму тосафот — «добавлений» к комментарию Раши. В добавлениях, зачастую представленных в форме устного обсуждения в ешиве (откуда стандартные формулы «а если бы ты сказал» и «можно сказать»), нередко ставятся под сомнение комментарии самого Раши — исходя либо из его же мнений, высказанных в других текстах, либо из сведений, не приводившихся им самим, например, почерпнутых из новых рукописных копий Талмуда североафриканского происхождения или из Иерусалимского Талмуда, который в целом изучался меньше. Из ранних тосафистов наибольшим влиянием обладал внук Раши р. Яаков бен Меир по прозвищу Там («Праведный»), более известный как Рабейну Там, чьи ученики помещали на полях рукописей Талмуда примечания о его поучениях. Есть явное сходство между ешивами тосафистов и новыми христианскими школами при кафедральных соборах Северной Европы XII века; наблюдаются параллели и между деятельностью тосафистов и христианских глоссаторов
