История иудаизма - [119]
В месяце, когда происходит кала (летом это элул, а зимой адар), прибывают ученики отовсюду. А пять месяцев [с момента окончания предыдущей калы] каждый ученик прилежно изучает дома трактат, заданный им руководителем академии при отъезде. В адаре он говорит: «В месяце элуле будем изучать такой-то и такой-то трактат». Так же и в элуле он говорит: «В месяце адаре будем изучать такой-то и такой-то трактат». И в адаре и элуле все они прибывают и садятся перед руководителями ешив, а руководитель академии наблюдает за их занятиями и испытывает их. А вот в каком порядке они садятся…
Ко временам Натана руководители ешив в вавилонских городах Суре и Пумбедите давно уже были высшими авторитетами для евреев всего раввинистического мира. Не позднее чем с VII века их официально именовали гаонами (ивр. «величие»; в современном иврите слово «гаон» означает «гений»). Ко времени своего назначения гаоны нередко были уже в весьма пожилом возрасте: кандидат на этот высокий пост должен был обладать незаурядным знанием Талмуда, и большинство занимало ее только после длившегося почти всю жизнь «карьерного роста» в ешивах. Гаоны обладали не только религиозным авторитетом у раввинистических евреев всего мира, но и огромной светской властью над евреями Вавилонии. Для тех, кто, как Шрира, верил в свою принадлежность к непрерывной многовековой традиции, было весьма заманчиво воображать, что в конце I века религиозные школы не так уж отличались от великих академий конца 1-го тысячелетия. Но на деле за 900 лет многое изменилось [4].
Сам Шрира осознавал, что унаследованная им традиция — продукт многовековой эволюции, но лишь в одном смысле: он и его современники принимали как аксиому, что чем раньше жили раввины, тем они авторитетнее. Так, учителя периода танаев, составившие Мишну, имели более высокий статус, чем амораи, чьи дискуссии с начала III века по VI век составляют основную часть учения, зафиксированного в обоих Талмудах. Что же касается савораев («толкователей»), которым, как считалось (во всяком случае, в VIII веке), принадлежит окончательная редакция текста Талмуда, их авторитет при Шрире был настолько низок, что большинство их поучений дошло до нас без имени автора. Для современных ученых образы савораев остаются смутными, хотя не вызывает сомнений, что дискуссии раввинов прежних поколений, записанные в Вавилонском Талмуде, подвергались редактированию достаточно авторитетным лицом или лицами, — не в последнюю очередь потому, что многие дискуссии завершает анонимная декларация (стам), в которой либо поднятая в споре проблема так или иначе разрешается, либо, и нередко, говорится: «Тейку» («пусть стои́т»), — это означает, что вопрос оставлен открытым. В свете огромного авторитета, какой приобрел Вавилонский Талмуд в раввинистическом иудаизме, странно, что авторство этих деклараций в самом тексте Талмуда не указано и было, по-видимому, уже неизвестно последующим поколениям раввинов [5].
Осознавал Шрира и то, что все упомянутые им центры раввинистической традиции располагались либо в Месопотамии, либо в Восточном Средиземноморье, преимущественно в Палестине. В раввинистических текстах первой половины 1-го тысячелетия описана еврейская жизнь в ограниченном географическом регионе (в основном в Земле Израиля, Вавилонии и «Сирии», под которой понимался регион к северу от Палестины с не вполне ясными границами). Раввины не проявляли интереса к средиземноморским общинам грекоязычных евреев (см. главу 12), не говоря уже о более отдаленных диаспорах в Эфиопии или Индии. Вавилонским раввинам был не чужд местный патриотизм: их истовые ученые занятия придавали еврейской Вавилонии некий религиозный ореол. Но для них, как и для всех евреев, оставались так же важны библейские представления об особой роли Земли Израиля (см. главу 4).
Храма больше не существовало, но в воображении раввинов самое священное место в мире по-прежнему находилось на месте святая святых. Остальная часть Земли Израиля не обладала такой святостью, как Храм или город Иерусалим, но намного превосходила по святости весь остальной мир — не в последнюю очередь потому, что только здесь имел силу ряд религиозных заповедей, в том числе об отделении десятины от продуктов сельского хозяйства. Вопрос о том, является ли религиозным долгом проживание в Земле Израиля, был у раввинов предметом споров (хотя вавилонские раввины, конечно, решили для себя, что если подобная заповедь и имеет место, ее могут «перевешивать» другие факторы — например, знания, которые можно получить только в академиях Вавилонии).
Обсуждали раввины и точные границы Земли Израиля, которые, как мы уже знаем (глава 4), в Библии описаны не совсем ясно. Вопрос о границах имел большую важность для тех, кто, подобно жителям Рехова, проживал близко к восточной границе Земли и должен был знать, например, какие из окрестных полей можно с чистой совестью обрабатывать в субботний год. Формула определения границ Израиля устоялась лишь постепенно, между II и V веками н. э.; она отчасти основывалась на Книге Чисел, а отчасти на демографической ситуации указанного периода, так что местности со смешанным населением вроде Кесарии считались частью Земли Израиля лишь в тех случаях, когда большинство их населения было евреями [6].
