История иудаизма - [108]

Само рассеяние евреев по всему миру обусловило региональные различия в иудаизме. Иерусалим после 70 года н. э. утратил статус религиозного центра, а евреи излагали свои религиозные идеи не только на иврите, по-арамейски или по-гречески, но и на арабском языке, который на несколько столетий стал международным языком в большей части еврейского мира, а также на других языках стран рассеяния. В следующих главах мы увидим, как отдельные евреи перемещались из одной общины в другую — в поздней античности из Палестины в Вавилонию или обратно, позже из Испании во Францию, Германию или Англию, затем на восток, в Польшу или Россию — и приносили с собой религиозные идеи и обычаи. Многочисленные письма, найденные в каирской генизе, свидетельствуют о широком распространении официальных контактов по религиозным вопросам, а также по торговым делам и другим предметам более земного характера.

Несмотря на существование таких контактов, развитие еврейских общин шло разными путями и с разной скоростью. Мы увидим, что в некоторых регионах Восточной Европы конец «средневекового» иудаизма наступил куда позже, чем в Германии. Рассматривая в этой книге отдельно начало Нового времени (с 1500 года), мы сможем больше узнать о религиозных изменениях в Италии и Голландии, чем, например, в Йемене (см. часть IV). Однако нам нередко будут попадаться и свидетельства о контактах между евреями, благодаря которым единство народа поддерживалось, несмотря на все различия.

10. Иудаизм без Храма

Разрушение Иерусалима римскими войсками в 70 году невозможно было оставить без религиозного объяснения. Если Бог, верховный владыка вселенной, допустил, чтобы его народ постигла подобная катастрофа, она не могла произойти иначе как по божественному плану. Автор одного из откровений, якобы описывающий пророческие видения Ездры — священника и книжника, жившего в V веке до н. э., — но писавший, судя по всему, в последние десятилетия I века н. э., предвещал Римской империи божественное возмездие. Рим в этом тексте представлен трехглавым орлом, осужденным на истребление в конце времен, который уже настал:

И воззрел Всевышний на времена гордыни, и вот, они кончились, и исполнилась мера злодейств ее. Поэтому исчезни ты, орел, с страшными крыльями твоими, с гнусными перьями твоими, со злыми головами твоими, с жестокими когтями твоими и со всем негодным телом твоим, чтобы отдохнула вся земля и освободилась от твоего насилия, и надеялась на суд и милосердие своего Создателя.

Однако мы не знаем, какая часть евреев разделяла подобные эсхатологические надежды: Третья книга Ездры сохранилась только в списках и переводах, выполненных христианами. Среди последних текст оказался чрезвычайно популярным — вероятно, отчасти из-за их повышенного интереса к надвигающемуся концу времен, — но неизвестно, пользовался ли этот текст таким же уважением со стороны евреев-нехристиан [1].

Для обычных евреев, каковым был Иосиф Флавий, очевидное объяснение катастрофы содержалось в библейских текстах, где Израилю многократно обещаются беды за несоблюдение Завета с Богом, но столь же многократно обещается и избавление, когда Израиль раскается в своих грехах. Бездна несчастий, куда был на этот раз повергнут еврейский народ, была всего лишь составной частью циклического процесса: грех — кара — раскаяние — прощение — восстановление; в библейских книгах Царств реализация этого цикла прослеживается не раз на протяжении многих поколений. Подразумевалось, что обновленному Израилю была гарантирована божественная помощь, и, стало быть, изгнанию из святого города Иерусалима в свой черед должен был наступить конец.

Эта нотка оптимизма и веры в могущество Бога Израиля пронизывает все труды Иосифа Флавия, написанные им после войны. Римских читателей «Иудейской войны» и «Иудейских древностей», должно быть, немало удивляло, что, согласно эмоциональным повествованиям Иосифа, события, приведшие к разрушению еврейской столицы, были запланированы тем самым Богом иудеев, чья святыня была в итоге разграблена, — но автор так и задумывал. И вывод из его трудов был таков: евреям нужно лишь вернуться на путь благочестия, и Бог снова будет заботиться о своем образумившемся народе.

Надо полагать, не все евреи были равно уверены в прекрасном будущем под защитой своего Бога. Одни, как уже известный нам племянник Филона Александрийского Тиберий Юлий Александр, с переходом в ряды имперской элиты вовсе оставили лоно иудаизма. В ряде надписей начала II века н. э. можно найти имена потомков Ирода Великого без какого-либо упоминания об их иудейских корнях. Другие евреи стали неразличимы в «плавильном котле» римских городов, где сегодняшний историк может установить наличие тех или иных этнических групп только в том случае, если они сами прилагали усилия к сохранению собственной самобытной культуры [2].

Но если все же большинство евреев, как и Иосиф Флавий, понимали божественный план в библейском свете, практические выводы из этого следовали такие: нужно не меняться, а, напротив, хранить верность религии отцов, или, точнее, вернуться к ревностному соблюдению Завета Торы, ибо только в этом случае божественная милость поможет изменить судьбу народа к лучшему. А значит, логично предположить, что толкования Торы после 70 года должны были остаться столь же разнообразными, как и прежде. Ведь, скажем, фарисеи продолжали хранить верность своей разновидности иудаизма; саддукеи — своей, ессеи — своей. Чрезвычайно редко замечают, что в 70, 80 и 90-е годы I века н. э. Иосиф Флавий пишет о «философских школах» иудеев в настоящем времени и ни словом не намекает на то, что какая-либо из них прекратила свое существование после катастрофы 70 года. Вполне возможно, что после гибели Храма вариативности в иудаизме (как религии коллективной, где приверженцам «альтернативных» богословских взглядов и практик не отказывали в публичном высказывании своего мнения) стало не меньше, а больше.