История Испании. Том I - [6]

Этот сложный процесс Альтамира не замечает. В его освещении период вестготского владычества рисуется как непосредственное продолжение периода римского господства. Глубокие качественные изменения, которые явились прямым следствием кризиса рабовладельческой формации, остаются ему непонятными.

На второй вопрос о происхождении средневековой сельской общины Альтамира дает ответ, однако его трактовка не соответствует исторической действительности.

Альтамира утверждает, что в Кастилии и Арагоне в IX–XII вв. якобы произошло восстановление или, как он говорит, «реакция» доримских форм родового строя; при этом он связывает этот процесс с особыми условиями колонизационной практики реконкисты и признает влияние вестготского уклада на социальные отношения коренного испано-римского населения (но речь идет не о влиянии общинного строя варваров, о котором Альтамира даже не упоминает, а о их «родовой организации», кстати сказать, основательно расшатанной уже к моменту вторжения германских племен в Испанию.

Везде, кроме пиренейских горных областей и некоторых районов Галисии, сельская община в эпоху реконкисты являлась не родовой, а территориальной. Но и там, где она основывалась на родовых связях, подобная организация была вызвана не возрождением, а сохранением старого, примитивного уклада. Пережитки родового строя в этих изолированных от внешнего мира горных областях сохранились доныне, и процесс медленной, многовековой эволюции социального строя на территории этих «островков» с законсервированным родовым укладом проследил в своем замечательном исследовании поземельных общин в Пиренеях русский историк И. В. Лучицкий, которому принадлежит бесспорное право приоритета в изучении этой чрезвычайно редкой в европейских условиях разновидности общинного строя[8].

Территориальная община на всей остальной территории Испании, несомненно, восходит к вестготским временам. Уже Маурер констатировал наличие общины у вестготов в Испании, хотя доводы его были недостаточно обоснованы[9].

Неправильному решению вопроса о происхождении сельской общины в средневековой Испании, которое дается буржуазными историками, противостоят подлинно научные выводы советской историографии. И. В. Арский в своей работе о вестготских общинах подверг анализу памятники вестготского законодательства и, основываясь на текстах наиболее древней (середина V в. — конец VI в.) части свода Leges Visigothorum, так называемой antiquae, пришел к выводу, что в Испании имела место «смешанная испаноготская крестьянская община, в которой пахотные земли в VI в. (во всяком случае во второй половине VI в.) уже не переделяются, хотя ранее переделы и имели место (в V в.). Выгоны, луга, леса находятся в коллективном пользовании всей общины; общинные земли перемежаются с частновладельческими землями испано-готской знати и, может быть, некоторых общинников».

Арский рассматривает вестготских consortes — поселенцев, занявших изъятую у римлян землю, как содолыциков или сообщинников.

Изучая связь вестготской общины с общиной более позднего времени, он отмечает, что «разнообразие и богатство общинно-коллективных институтов в сельской жизни Испании, в известной мере сохранившихся до XIX в., - результат синтеза порядков, принесенных варварами на территории Пиренейского полуострова в V в., и старинных обычаев испано-римской эпохи»[10].

Процесс закрепощения общины, в той форме, как он описан Энгельсом в его работе «Марка», происходил в Испании в VIII–XI вв.[11]

Разумеется, Альтамира, который не замечает вообще вестготской общины, упускает из вида и этот процесс, крайне существенный для уяснения особенностей возникновения и развития феодального поместья. Сложнейшая структура средневековой общины с барской усадьбой, крестьянскими наделами и общинными угодьями, с запутанными правовыми и экономическими отношениями и связями также остается вне его поля зрения по той причине, что он рассматривает общину не как территориальную общность, в состав которой входят vecinos (поселенцы) самого различного происхождения и социального положения, а как семейные группы с крепкими кровными связями. Очевидно, Альтамира имеет при этом в виду главным образом галисийские, астурийские и североарагонские общины, где сильны были пережитки родового строя, где еще до сих пор род окончательно не растворился в территориальной общине.

В одном только случае, когда речь идет о кастильских вольных городах, Альтамира отмечает, что муниципальные земли подразделялись на две категории — «одни из них возделывали все жители, отбывая муниципальную барщину, причем урожай сдавался в муниципальные хранилища и суммы, вырученные от его продажи, использовались для расходов на общеполезные дела: сооружение и ремонт дорог, стен, замков, мостов и т. д. Урожай со второй категории земель непосредственно использовался жителями, причем иногда он оставался неделимым, иногда же подразделялся на части или доли; такие переделы происходили либо ежегодно, либо через каждые три года, либо, наконец, раз в пятилетие. Земли первой категории назывались собственными (propios