История Испании - [74]

, сформированного тоже из коммунистов, – создать Республиканскую народную армию.

77. Огнем и кровью

Военные и политические детали Гражданской войны, трех долгих и ужасных лет сидения в окопах, наступлений и кровавой бойни, международного участия, медленного и методичного продвижения франкистских войск и разложения законного правительства вследствие его внутренних разногласий – описаны во многих исторических трудах, как испанских, так и иностранных. Что позволяет мне не вдаваться в детали и не рисовать картинки. Мануэль Асанья, к примеру, подвел итоги происходившего в ярких строках своих воспоминаний: «Связать массы дисциплиной, заставить их стать частью военной организации государства, чьи органы управления зависят от правительства, для того чтобы иметь возможность вести военные действия согласно планам генерального штаба, – вот что было главной проблемой Республики». Несмотря на весь тот бардак, когда каждая фракция левых тянула на себя, преодолевая часть встававших перед ней трудностей, Республике все же удалось организовать стратегическую оборону – не исключавшую и важных наступательных операций, что позволило ей оказать достойное сопротивление противнику и продержаться до весны 1939-го. Однако, как выразился мушкетер Портос в гроте Локмария, было чересчур тяжело. Слишком много было игроков, и здесь Асанья вновь дает нам моментальный снимок панорамы, описывая ее в терминах, которые опять же должны нам кое-что напомнить из нашей сегодняшней жизни: «Не было Правосудия – каждый считал себя вправе вершить суд по собственному разумению и своими силами. Правительство абсолютно ничего не могло предпринять, поскольку ни наши границы, ни наши порты нам не принадлежали: они были в руках частных лиц, местных органов – провинциальных или областных; однако правительство, разумеется, не могло подчинить их своей воле». К этому следует добавить, что в отличие от зоны националистов, где все делалось по принципу manu militari – точными ударами, из одного центра командования – тюрьма и прогулка к стенке творили просто чудеса, – в республиканской зоне всякие там экспроприации и коллективизации, проведенные с такой беспорядочностью, какую и представить себе трудно, сломили хребет экономике, что повлекло за собой нужду и голод, незнакомые их противникам. Так что Республика, постепенно удушаемая как вооруженной рукой противника, так и своей собственной, громко превозносила демократию и либерализм, в то время как на улицах вывешивались огромные портреты Ленина и Сталина; провозглашалась общая борьба с фашизмом, однако присланные Москвой коммунисты, а также троцкисты с анархистами убивали друг друга; говорилось о братстве и солидарности, но под эти разговоры Женералитет Каталонии проводил собственную политику, а баскское правительство – свою; и в то время как интернациональные бригады, эти герои-идеалисты, сражались и гибли на фронтах, Мадрид, Барселона, Валенсия, то есть тыл, представляли собой интернациональные тусовки интеллектуалов-антифашистов, среди которых с избытком хватало и клоунов, приезжавших пофоткаться, попить винца, послушать фламенко и понаписать стишков и книжек о трагедии, в которой они ничего не понимали и помогать в преодолении которой не собирались. В действительности Республика умирала или же убивала себя, в то время как безжалостная военная машина ее противника, пользуясь мощной поддержкой немцев и итальянцев, без спешки и без остановок пережевывала то, что на тот момент от нее еще оставалось. В сложившейся ситуации только фанатики (меньшинство), безумцы (чуть больше), оппортунисты (хватало), но прежде всего те, кто не решался сказать об этом вслух (подавляющее большинство), все еще сомневались в исходе всего этого дела. Правоверные леваки, искренние республиканцы, люди, которые раньше защищали Республику и даже сражались за нее, разочаровавшись, отошли в сторонку или же заранее избрали для себя путь изгнания. Среди них оказался и наш наиболее яркий хронист того времени, журналист Мануэль Чавес Ногалес, чей пролог к книге «Огнем и кровью» (1937) должен был бы входить сегодня в перечень обязательного чтения во всех испанских школах: «Идиоты и убийцы равным образом массово и интенсивно плодились и действовали в обоих лагерях, расколовших Испанию <…>. Весомым аргументом для моего бегства послужила как та кровь, что была пролита патрулями убийц, осуществлявших красный террор в Мадриде, так и та, что лилась по вине авиации Франко, уничтожавшей ни в чем не повинных женщин и детей. И равным образом, или даже больше, я страшился как варварства мавров, бандитов из терции и убийц из Фаланги, так и того же самого – со стороны неграмотных анархистов или коммунистов <…>. Конечный результат этой борьбы не слишком меня заботил. Мне не очень хочется знать, откуда, из какого окопа, появится будущий диктатор Испании – с одной или с другой стороны линии фронта <…>. Он все равно обойдется Испании более чем в полмиллиона жизней. А мог бы стоить намного дешевле».

78. Не мир, но победа

Итак, после трех лет смертоубийства и кошмара, по словам великого актера Агустина Гонсалеса в фильме «Велосипеды только для лета» (снятого по мотивам театральной пьесы Фернандо Фернана Гомеса), наступил «не мир, но победа». Взяв в плен и разоружив Красную армию, национальные войска, как говорилось в финальной сводке генерального штаба франкистов, достигли своей конечной военной цели, в то время как патетические остатки Республики трагическими ручейками растекались между кладбищами, тюрьмами и эмиграцией. Поскольку в нашем распоряжении имеются самые разные фотодокументы, от глупых описаний я воздержусь. Обо всем этом вы знаете не хуже меня: около четырехсот тысяч погибших с обеих сторон – не считая смертей от голода и болезней – и полмиллиона изгнанников: шоссе, наводненные несчастными беглецами, перепуганные и голодные дети, уходящие за границу вместе с родителями, немощные старики, кутающиеся в шали, старый и больной Антонио Мачадо вместе с матерью на пути к своему печальному финалу на юге Франции. На пути туда, где этих измученных и униженных беглецов поместят в концентрационные лагеря под безжалостный надзор сенегальских солдат. К тому времени несчастные, кому не удалось бежать, или же простофили, доверившиеся обещанию, мол, «те, у кого руки не обагрены кровью, могут быть спокойны», – были уже задержаны, просеяны сквозь мелкое сито, избиты, посажены за решетку или расстреляны по решению чрезвычайных трибуналов, в составе которых бок о бок с расстрельной командой (никто же не хотел загубить их бессмертные души, ведь Господь милостив) наготове всегда имелся священник – для оказания последней духовной помощи. В жизнь претворялся лозунг: тотальная зачистка, абсолютное искоренение всего левого, всех профсоюзов, любого либерализма, атеизма, республиканизма, а также всего того, от чего попахивало, хотя бы слегка, демократией и свободой. То есть теми отвратительными словами, которые, по мнению каудильо и его сторонников – уже, естественно, исчислявшихся миллионами, – довели Испанию до беды. Триста тысяч политических заключенных ожидали в тюрьмах своей участи, в то время как путем бумажной волокиты решался вопрос, что им выпадет: нары или стенка. А пока эти несчастные платили по своим и чужим счетам, а другие несчастные уходили в изгнание в чем были, главные ответственные за бардак и разгром, то есть политики, их ближний круг и немалое количество разной швали, в том числе и всем известные убийцы, кто уже давным-давно, в ожидании неизбежного, вывел за границу капиталы и открыл там бизнесы, – устроились за рубежами родины вполне комфортно, дабы пожинать плоды своих темных делишек, воровства и грабежей (тема банковских счетов за границей возникла отнюдь не сегодня). Весьма немногие из действительно виновных политиков или из наиболее заметных убийц, смешавших с грязью и покрывших кровью Республику, попали под репрессии победителей. Кто-кто, но эти-то дураками не были. И дали деру, узрев приближение конца. Франкисты в основном набивали в тюрьмы и ставили к стенке мелкую рыбешку, людей второго ряда: увальней, неудачников или тех, кому просто не повезло вовремя унести ноги. И уже за границей, в эмиграции, имея поддержку: одни – своих московских хозяев, а другие – своих банковских счетов, в то время как десятки тысяч других несчастных сидели друг у друга на головах в концентрационных лагерях, – бессовестные руководители, разрушившие своей подлостью, неверием, неумением приходить к согласию и амбициями не только Республику, но и надежды на справедливость и свободу, продолжали драться друг с другом, обмениваясь оскорблениями, обвинениями и даже порой пулями, не переставая сводить свои грязные счеты. А тем временем в Испании, словно по-другому и быть не могло, человеческая природа являла себя в своей классической и неизбежной очевидности: принимая меры предосторожности, все встречали победителя овациями, толпы народу (вдруг обнаружившие, что они всю жизнь были истинно правыми) бросились в церкви на мессу, выстроились в очередь за партийным билетом Фаланги, начали в знак приветствия бросать вверх руку – в кино, на футболе и на корриде. Один показательный пример, который сгодился бы и для любого другого уголка Испании: улицы Барселоны, по которым сегодня тысячами гуляют пламенные патриоты своей малой родины, размахивая эстеладами