История Испании - [38]

38. Кое-какие хорошие люди

Мало того что Карл III превратил Мадрид и другие места в довольно-таки приятные уголки, он и вообще был, учитывая время и контекст, королем симпатичным. Не как человек – этот шутник Бурбон ничего особенного собой не представлял, – а с точки зрения намерений и манер. Явился он к нам из Неаполя, где в силу всяких династических перипетий тех времен был королем, и оттуда же привез увлечения, идеи и манеры, в немалой степени приблизившие его к современности. В Испании, естественно, все это сталкивалось с традиционным мороком наиболее реакционных слоев общества, продолжавших тянуть в строго противоположную сторону. Однако за двадцать девять лет царствования этот монарх с добрыми намерениями сделал все, что мог. Будучи человеком образованным, король окружил себя людьми компетентными. Если взять в библиотеке подшивку «Мадридской газеты» его времени, то челюсть отвиснет: столько справедливых и своевременных законов, с помощью которых этот в высшей степени достойный Бурбон пытался приоткрыть окна и развеять затхлую атмосферу старой ризницы, в которой он очутился. Оказывалась поддержка разного рода изысканиям и науке, проводилось заселение обезлюдивших районов, а действенные законы, восстанавливающие справедливость и помогающие обездоленным, сокрушали окаменевшую неподвижность цехов и корпораций средневекового извода, позволяли жить за счет честного труда детям и открывали путь в профессиональную сферу женщинам, доступ которым туда прежде был закрыт. В общем, возникало впечатление, что другая Испания вполне возможна. И правда, эта другая Испания успела пустить корни, породив надежды, которые никогда уже не исчезнут. Но одними радостями все не ограничивалось. Военные дела, например, шли довольно неважно. Семейные пакты с Францией и поддержка мятежных колоний Северной Америки в их борьбе за независимость (весьма дальновидно: мы поддержали тех, кто позже обдерет нас как липку) втянули нас в парочку войн с Великобританией, в которых нам, как всегда, пришлось заплатить и за битые тарелки, и по счету: мы потеряли часть своих владений и вернули себе другие, но вот Гибралтар обратно так и не получили. Что же касается религии, то реформаторски настроенное и образованное окружение Карла III упорствовало в своем стремлении подрезать крылышки католической церкви, продолжавшей играть роль петуха в курятнике, и просветить народ – с похвальной целью отвадить его от предрассудков и всяческих стародавних завихрений мозгов. В те времена могущественное общество Иисуса, то есть иезуиты, воплощали в себе все то, что просветители презирали: они обладали интеллектуальным могуществом, поддержкой папы, широкой сетью колледжей, в которых воспитывались дети аристократов и богачей, влиянием на королей и королев в качестве их духовников и исповедников и так далее и тому подобное. Воспользовавшись в качестве предлога народным возмущением против министра-реформатора Скилаче (итальянца, который понятия не имел, в какой стране он решил поставить на кон свое состояние и собственную шею) и бунтом, к которому иезуиты не то чтобы совсем были не причастны, Карл III своим указом вышвырнул их из Испании. Тем не менее католическая церковь в целом (другие религиозные ордены – тоже ведь испанцы – были страшно довольны, что их соперникам-иезуитам укоротили руки) так и продолжала сидеть, окопавшись в своих привилегиях, за кафедрами и в исповедальнях. Инквизиция тоже отметилась, да еще как, – арестом и процессом над министром Олавиде, известным прогрессистом, проводившим в жизнь реформы, порученные ему королем. А когда ринулись на него черные вороны, министра оставили все, в том числе и король – в этой истории Карл III выглядит отнюдь не симпатично, – отшвырнув его в сторону, словно чертов окурок. Показательная порка, которой подвергся Олавиде, неслабо напугала всю компашку: реформаторы хоть и не сдались, но впредь ступали по этой земле с гораздо большей опаской. Потому значительная часть реформ осталась нереализованной либо они свелись к незначительным усовершенствованиям, если уж не кончились полным конфузом. Была там одна интересная задумка: сделать из театра, самого популярного развлечения для народа в те времена – как телевидение сегодня, – некое средство воспитания, проводника реформы нравов и обычаев, а также дать пример деятельного и здраво понимаемого патриотизма через показ на сцене законопослушных граждан, неподкупных судей, трудолюбивых горожан, добропорядочных ремесленников, благоразумных отцов семейства. Но, как и следовало ожидать, попытку эту по достоинству оценили единицы. Наибольшей популярностью по-прежнему пользовались низкопробные оперетки с похабными сценками, гораздо в большей степени отвечавшие вкусам не только смиренного и необразованного народа, но и развращенного и часто безграмотного дворянства – той самой аристократии голубых кровей, преданной мессе и трону, которая отдавала предпочтение модам и манерам простонародья мадридского квартала Лавапьес или цыганского табора из Сакромонте, а не лучам разума, прогресса и хорошего вкуса, уже озарившим к тому времени Европу.