История Испании - [3]

и совместного исполнения «спаси и сохрани» с пеной у рта, они поклонялись рекам, горам, лесам, луне и тому подобному. И вот такой предстает пред нами, плюс-минус век, панорама земли кроликов в те времена, когда, лет за восемьсот до того момента, как Святой Дух, прикинувшись голубем, посетил Деву Марию, некие моряки и купцы, похожие на пиратов до степени смешения и называемые финикийцами, переправились через Средиземное море и высадились на берег. И привезли с собой две вещи, что обретут в Испании далеко не одинаковые популярность и судьбу: деньги (успех больший) и алфавит (меньший). Не кто иной, как те же финикийцы, организовали на рынке недвижимости пузырь, скупив собственность на побережье и опередив тем самым британских пенсионеров и симпатичных русских мафиози, которые отплясывают теперь вместе с птичками[7] в Бенидорме. Но о финикийцах, греках и других подобных им народах мы поговорим в следующей главе. Или нет.

2. Рим нас грабит

Как мы уже упомянули, греки и финикийцы сунули свой нос на берега Гишпании, глянули на обитателей центральной части (если уж мы сегодня выглядим так, как выглядим, то только вообразите, какими были в те допотопные времена жители Вильяилергете-дель-Аревако[8] – с этими нашими беретами, посохами, фалькатами и всем прочим) и сказали: «ну уж нет, спасибочки, мы останемся здесь, на пляже, туристами, с шахтами и всякими разными коммерческими предприятиями, а вот то, что в середине, пусть колонизирует моя теща, если у нее яйца есть». И яйца или, по крайней мере, что-то похожее обнаружилось у чуваков, которые, что верно, то верно, приходились финикийцам родственниками – двоюродными братьями. «Айда сюда, получите все на халяву», – сказали им финикийцы, едва сдерживая смех, – родственнички звались карфагенянами, потому что жили буквально в двух шагах, в Карфагене, в нынешнем Тунисе то бишь, ну, или где-то поблизости. Ну и лады. И вот, значит, повалили карфагеняне, да целыми толпами, – города основывать: Ибицу, Картахену и Барселону (последняя была основана Гамилькаром Баркой, известным в качестве автора знаменитого изречения: «Рим нас грабит»). Поначалу, не без этого, случилось несколько стычек с кое-какими кельтиберскими вождями, в частности с Истоласием, Индортом и Орисоном, которые были должным образом разгромлены и распяты; это между делом, потому как там каждый либо действовал сам по себе, либо же вступал в союз с карфагенянами ровно на то время, которое требовалось, чтобы расколошматить соседнее племя, а потом: «если я тебя и видел, то уж и не вспомню» (сдается мне, что эти слова принадлежат Полибию). Так что пришельцы из Карфагена разрушили несколько городов: Бельчите, который звался Геликой, и Сагунт, который звался точно так же, как и сейчас, и процветал так, что только держись. Закавыка была в том, что Сагунт, бывшая греческая колония, находился в то время в союзе с римлянами: этими индюками, которые как раз в те времена – в III веке до рождества Христова, возьмите себе на заметку – начинали на Средиземноморье строить из себя боевых петухов. Ну и – ясное дело. Завязалась славная заварушка – с войной и всем прочим, что полагается. Но этого было мало, и, чтобы жизнь никому малиной не казалась, случилось вот что: на сцену вышел сын Гамилькара, который звался Ганнибалом и был крив на один глаз, а что касается Рима, то его он видеть не мог и здоровым глазом, то есть даже на фото. Судя по всему, его с раннего детства заставляли смотреть по телику «Камо грядеши?»[9] каждую Святую неделю, ну или что-то в этом роде, а кончилось дело тем, что несчастное дитя поклялось в своей вечной ненависти к римлянам. Так что, сравняв с землей Сагунт, он собрал такую армию, что на нее и смотреть-то страшно было – с нумидийцами, слонами и жестокими катапультами, которые пулялись дисками Маноло Эскобара[10]. Кроме того, выкликнув лозунг: «Встань под знамена Ганнибала – и увидишь мир», он набрал тридцать тысяч кельтиберских наемников, перешел Альпы (это был первый выход за границу испанской рабочей силы высокой квалификации) и пошел гулять по Италии, раздавая тумаки налево и направо. Вишенкой на торте стало то, что благодаря кривизне Ганнибала наши балеарские пращники, всадники и разные другие драчуны, предшественники солдат терций во Фландрии и испанской сборной, приняли участие во всех тех взбучках, которые он задал римлянам прямо у них дома. А некоторое количество таковых набралось: битвы при Тицине, Треббии, на Трасименском озере и – финал кубка – Канны. Самая зрелищная потасовка, где перемололи около пятидесяти тысяч воинов противника – ну, римлянином больше, римлянином меньше. Штука-то была в том, что после этого – нет чтобы отправиться прямиком по Аппиевой дороге до Рима и добить эту историю – Ганнибал со всем своим воинством, в составе которого были и испанцы, остался на месте – предаваться пороку, неге и сладострастию, поддаваться своевольным римлянкам, беспутным привычкам и другим в строку приходящимся грехам. И вот значит, пока гоняли они лодыря в Италии, один вражеский генерал, по имени Сципион, высадился исподтишка на берег Испании, в аккурат во время сиесты, и ударил им в тыл. После чего взял Картахену, в высшей степени осложнив жизнь кривому; и до того Сципион ему жизнь осложнил, что Ганнибал, вернувшись на север Африки, оказался разбит в сражении при Заме, после которого и покончил с собой, чтобы не попасть во вражьи руки – из чувства стыда истинного тореро. И тем самым избавился от необходимости предстать в выпуске теленовостей вместе с карпетанами, кантабрами и мастиенами, которые раньше, когда он сражения выигрывал, аплодировали ему как сумасшедшие, а теперь толпились в суде – то и другое в высшей степени типичное для кельтиберов поведение, – наперебой обзывая его трусом и ворюгой. Суть же в том, что Карфаген был в хлам разрушен, и Рим принялся натягивать на себя всю Испанию. Не имея, естественно, ни малейшего понятия, во что влезает. Потому как если Галлию Юлий Цезарь, со всем своим неопровержимым позерством в духе Астерикса и Обеликса, завоевал за девять лет, то на Испанию римляне угрохали двести. Прикиньте сами – смех, да и только. А стараний-то сколько! Но это в порядке вещей. Здесь никогда не было отчизны, только отцы-предводители (об этом пишет Плутарх в биографии Сертория). По одному в каждом городке: Индибилис, Мандоний, Вириат. Короче, понятно: такую компанию приходилось отправлять на тот свет по очереди, одного за другим. А на это даже столь организованному народу, как римляне, как-никак время требуется.