История Ирана и иранцев. От истоков до наших дней - [6]
Он по природе оптимист, воплощение жизнерадостности, это уже видно в маздеистской философии и заметно по живописи из оазисов Средней Азии, где знать, дехкане (dihqan), элегантно одетые, надменные, с удивительно тонкими запястьями, с нежными и изящными пальцами, столь часто изображены как участники фривольных сцен, пиров, галантных бесед, тех празднеств, какие описывали китайцы, отмечая, насколько иранская знать любила напитки, танец, песню, где как будто даже духовенство наслаждалось всеми радостями жизни в безмятежной атмосфере, пропитанной сдержанной чувственностью. Но тот же иранец публично выражает отчаяние, вспоминая о смерти имамов, бичует себя, вопит, плачет, и постоянный траур придаёт его шиитской религии облик страдающей церкви. Иранец, нередко отказываясь примыкать к традиционной конфессии и ссылаясь на то, что он ищет единства с Богом мистическим путём — что часто бывает искренним и глубоким желанием, но может служить и отговоркой, скрывающей отъявленный индивидуализм, камуфлировать скептицизм и даже вольнодумство, — всегда хотел привносить в религию организационный порядок. Только у него в исламе есть духовенство, включающее иерархию мулл и аятолл, и так же было, когда он был маздеистом.
Эти черты характера, эти вкусы, эти тенденции существуют. Отрицать их было бы невозможно. Достаточно ли их, чтобы дать иранцу определение? Конечно, нет. Его вселенная слишком разнообразна, чтобы для полного её постижения хватило одной психологии. Афганец отличается от фарсийца, который в свою очередь непохож на жителя Кашана или прикаспийских провинций. В одном месте можно найти открытость, брутальность, грубость, каких не встретишь в другом. В каждой новой провинции, а то и в каждом новом городе у населения можно обнаружить новые достоинства и недостатки.
Определение может быть только лингвистическим: иранец — это тот, кто говорит на иранском языке или, точней, кто говорит на нём с рождения, ведь в истории встречались отдельные народы или люди, для которых иранский не был родным языком, но которые усвоили его как инструмент культуры. При всём огромном консерватизме иранского языка, позволяющем лингвисту проследить историю некоторых слов с VI в. до н. э. вплоть до наших дней, этот язык настолько раздробился, что следует говорить не об одном, а о нескольких языках, существующих одновременно или существовавших последовательно, у которых есть точки соприкосновения, дающие возможность для взаимопонимания, и есть различия, которые делают такое взаимопонимание трудным и даже исключают его для нелингвиста. Сегодня иранский — официальный язык Ирана, Афганистана и Таджикистана. А также культурный язык в части индийского мира, язык, на котором говорят крупные или мелкие меньшинства в некоторых азиатских государствах.
Все иранские языки относятся к индоевропейской языковой семье и к её индоиранской ветви. Их делят на три группы: к северной, исчезнувшей повсюду, кроме Осетии, принадлежал язык скифов и родственных им народов; вторая группа называется западной, третья — восточной. Наиболее распространена сейчас западная ветвь. Её главный представитель — фарси, язык провинции Фарс, персидский, когда-то называвшийся аджеми. Он рано достиг Средней Азии, области согдийского языка, растворившегося в нём, но не смешавшегося с ним. Там персидский язык назвали дари — теперь это название в основном вышло из употребления, кроме как в Афганистане, где дари стал официальным языком, и было заменено словом таджикский: таджиками первоначально называли арабов, потом мусульман неарабского происхождения, наконец, таджикским стал называться восточный персидский язык, а таджиками — те, кто на нём говорит в Согдиане и соседних регионах, даже граждане Ирана. Фарси стал главным с тех пор, как его возвысил гений Фирдоуси (933-1021) в «Книге царей», «Шахнаме», подобно тому как Данте — итальянский. Современный иранец, читая эту великую поэму тысячелетней давности, находит в ней меньше архаизмов, чем нынешний француз у своих поэтов Возрождения. К западной ветви относятся также курдский и белуджский языки, первый из которых действительно распространён на западе, а второй стал восточным в результате средневековых миграций его носителей.
Восточная ветвь включает в себя ягнобский язык, остаток согдийского, и прежде всего пушту («афганский»), зафиксированный с XVI в., на который сильно повлиял персидский и который в 1936 г. стал одним из официальных языков Афганистана (наряду с дари). На нём говорит 16-17 млн. человек, тоже живущих на землях от северо-запада Пакистана до юга и юго-востока Афганистана. К ним часто присоединяют осетинский язык Кавказа как единственный язык северной ветви. Что касается урду, его создали в XVII в. на основе фарси, официального языка делийского двора, и индийских языков.
Текст на персидском языке записывается арабскими буквами, плохо приспособленными к его фонетике, справа налево и сверху вниз, так что первая страница книги — это та, которая для нас последняя. В результате обращения иранцев в ислам и долгого арабского владычества этот язык включил в себя массу арабских слов. Таджикский язык отказался от арабского письма ради кириллицы, после чего усвоил латинские буквы.
В мировой истории Тамерлан оставил по себе память, соперничающую с памятью о Чингисхане. Этот отуреченный монгол царствовал тридцать пять лет (1370–1405) и, находясь в Самарканде, неустанно и всегда успешно вел войны на пространстве от Дели до Эгейского моря, от Дамаска до Китайского Туркестана.Тамерлан — не просто имя, но целый миф, дошедший до нашего времени. Этот хромой человек с искалеченной рукой обладал недюжинной энергией и необыкновенной выносливостью. Он не переносил рассказов об ужасах войны и в то же время не препятствовал распространению слухов о совершенных им несметных убийствах.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Монография составлена на основании диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук, защищенной на историческом факультете Санкт-Петербургского Университета в 1997 г.
В монографии освещаются ключевые моменты социально-политического развития Пскова XI–XIV вв. в контексте его взаимоотношений с Новгородской республикой. В первой части исследования автор рассматривает историю псковского летописания и реконструирует начальный псковский свод 50-х годов XIV в., в во второй и третьей частях на основании изученной источниковой базы анализирует социально-политические процессы в средневековом Пскове. По многим спорным и малоизученным вопросам Северо-Западной Руси предложена оригинальная трактовка фактов и событий.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
"Предлагаемый вниманию читателей очерк имеет целью представить в связной форме свод важнейших данных по истории Крыма в последовательности событий от того далекого начала, с какого идут исторические свидетельства о жизни этой части нашего великого отечества. Свет истории озарил этот край на целое тысячелетие раньше, чем забрезжили его первые лучи для древнейших центров нашей государственности. Связь Крыма с античным миром и великой эллинской культурой составляет особенную прелесть истории этой земли и своим последствием имеет нахождение в его почве неисчерпаемых археологических богатств, разработка которых является важной задачей русской науки.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.