История Индий - [23]

Глава 7

После того как закончился шторм, во время которого морская пучина поглотила множество кораблей, губернатор решил заселить испанцами порт Плата, расположенный в северной части этого острова; решение это было вызвано несколькими соображениями: первое и главное заключалось в том, что гавань Плата была гораздо удобнее для судов, приходящих из Кастилии и уходящих туда, чем этот порт, что впоследствии подтвердилось. Другое соображение состояло в том, что Плата находилась посередине побережья этого острова, в 10 лигах от большой Веги, неподалеку от двух крупных поселений — Сантьяго, от которого ее отделяло 10 лиг, и Консепсьон, расположенного в 16 лигах, а также в 10–12 лигах от рудников Сибао, которые считались самыми богатыми на всей этой земле, так как они давали значительно больше золота и лучшего качества, чем рудники Сан Кристобаль и все остальные. Было у губернатора и еще одно соображение — направить испанцев в ту часть острова, где находилось огромное множество индейцев; а в порту Плата жил до тех пор лишь один испанец, переехавший из Сантьяго и имевший ферму (фермы эти в Индиях назывались эстансиа), где он разводил свиней и кур и занимался другими сельскохозяйственными работами. Итак, решив заселить Плату, губернатор отправил группу испанцев по морю на корабле, и они погрузились, и корабль поднял паруса, и вскоре они прибыли на остров Саона, расположенный в 30 лигах от этого порта, у самого побережья этого острова, в одной лиге или даже меньше от него; а население Саоны, как и всей провинции Хигей, которая включает часть этого острова и примыкающий к ней островок Саона, в это время восстало; это и было то восстание, о котором, как говорилось выше, нам сообщили как о благой вести, когда мы прибыли сюда. Так вот, когда корабль прибыл к этому островку, восемь испанцев сошли на берег погулять и развлечься, а индейцы, обнаружив приближающийся корабль и полагая, что он принадлежит тем же людям, которые были здесь незадолго до этого и совершили то, о чем будет сказано ниже, сразу же подготовились к отпору, устроили засаду, и когда эти восемь человек сошли на землю, набросились на них и всех убили. А мотивы и основания, которые у них были для такого поступка, известны мне от очевидцев, и я излагаю их совершенно точно, без всяких домыслов, причем, стремясь передать самую суть дела, отбрасываю всевозможные преувеличения и лишние слова; суть же заключается в следующем: между населением островка Саона и испанцами, которые жили в этом порту и городе Санто Доминго, существовали тесные связи и дружба, и поэтому жители этого города имели обыкновение в случае необходимости и даже без таковой каждый раз направлять туда каравеллу, и индейцы этого островка нагружали ее, прежде всего хлебом, который имелся у них в изобилии. И вот однажды (за несколько дней до того, как мы прибыли туда с командором Ларесом) пришла очередная каравелла за хлебом; правитель и касик^{10} островка вместе со всем населением по обыкновению встретили испанцев так, как будто это были ангелы или родители каждого из туземцев. Затем они со всей радостью и охотой, какую только можно себе представить, принялись нагружать каравеллу. А следует иметь в виду, что подобно тому как испанцы, если они не духовного сана, имеют обыкновение повсюду носить с собою шпагу, так и тут испанцы всегда возили с собой своих собак, и притом собак очень злых, очень хорошо обученных хватать и рвать на куски индейцев, так что последние боялись их больше, чем самих дьяволов. Итак, многочисленные индейцы тащили на себе тюки с хлебом из маниока и бросали их в лодку, которая доставляла груз на каравеллу; а правитель и касик острова с палкой в руке переходил с места на место и поторапливал своих индейцев, чтобы как можно лучше угодить христианам. Тут же стоял один испанец и держал на цепи собаку, которая при виде суетящегося касика с палкой все время порывалась броситься на него (так как она была превосходно обучена рвать на части индейцев), и испанец с большим трудом ее сдерживал, а потом сказал, обращаясь к другому испанцу: «А что если мы ее спустим?». И сказав это, он или другой испанец, подстрекаемый самим дьяволом, в шутку крикнул собаке: «Возьми его!», будучи уверен, что сумеет ее сдержать. Собака, услышав слова «Возьми его!» рванулась, как закусившая удила могучая лошадь и потащила за собой испанца, который, не в состоянии ее удержать, выпустил из рук цепь, и тут собака бросается на касика, хватает его за живот и, если мне не изменяет память, вырывает у него кишки, и вот касик бежит в одну сторону, а собака с кишками в пасти — в другую и принимается их раздирать. Индейцы подбирают своего несчастного правителя, который тут же испускает дух, и с жалобными криками, обращенными к небу, несут его хоронить; испанцы же забирают отличившуюся собаку и своего товарища и, оставив за собой столь доброе дело, спешат на каравеллу, которая и доставляет их в этот порт. Вскоре о свершившемся узнает вся провинция Хигей, и в первую очередь вождь одного из племен по имени Котубано или Котубанама, предпоследняя гласная первого слова и последняя второго долгие, который жил неподалеку от места происшествия и был самым смелым из всех; и тут индейцы берутся за оружие с твердым намерением при первой же возможности отомстить обидчикам, но до того момента, как появились эти восемь человек, следовавшие в гавань Плату (по-моему, все они или большинство были матросами), у индейцев не было случая осуществить свое намерение и, следовательно, правосудие свершилось только теперь. Вот этих-то жителей Саоны и называли восставшими индейцами, поднявшимися на войну, и об этих событиях нам, когда мы приехали