Север,
родом ливиец
[66], проявлявший силу и энергию
в управлении, привыкший к суровой и грубой жизни, очень легко переносивший
труды, быстрый в своих замыслах и скорый в исполнении задуманного. (3) Узнавая
от тех, кто приносил сообщения, что висящую в воздухе власть над римлянами
похитили Юлиан и Нигер, осудив беспечность одного и малодушие другого…
завладеть делами. Его побуждали сновидения, подававшие ему такую надежду, а
также предсказания и знамения, предвещавшие будущее; все это признается
неложным и истинным тогда, когда исполняется в благоприятном смысле. (4)
Большую часть этого он сам рассказал, внеся в свое жизнеописание
[67], и сделал посвящения в виде официальных
изображений; последнее же и наиболее важное сновидение, осветившее всю его
надежду, и нам не следует обойти молчанием. (5) В то время как было объявлено о
принятии власти Пертинаксом, Север, возвратившись домой после своего выхода,
жертвоприношения и принесения присяги Пертинаксу, с наступлением
{39} вечера погрузился в сон; ему привиделся великолепный
большой конь, украшенный императорскими бляхами, несущий на себе сидевшего
верхом Пертинакса по Священной улице
[68]в
Риме. (6) Когда он оказался у выхода на площадь, где прежде, при республике,
народ сходился на народное собрание
[69],
конь стряхнул с себя Пертинакса и сбросил его, а перед ним, Севером, стоявшим
поблизости, склонился и, подняв его на свою спину, нес в безопасности и
остановился на середине площади, высоко подняв Севера, так что все его видели и
оказывали ему почет. И до нашего времени сохраняется в том месте огромное
изображение этого сновидения, сделанное из бронзы
[70]. (7) Так Север, вознесшись в мыслях, надеясь на то, что
божественный промысел призывает его к власти, начал испытывать настроение
воинов, сначала привлекая к себе небольшими группами начальников, трибунов и
видных людей в лагерях, беседуя с ними о Римской державе и говоря, что она
совсем повержена и нет никого, кто бы ею управлял благородным образом и по
достоинству. (8) Он осуждал находившихся в Риме воинов за их неверность и за
то, что они запятнали свою присягу императорской и родственной кровью, говорил
о необходимости отомстить и покарать за убийство Пертинакса. Он знал, что все
воины в Иллирике помнят о командовании Пертинакса; (9) ведь в царствование
Марка Пертинакс, воздвигнув много трофеев против германцев, назначенный
военачальником и правителем Иллирика, проявил всяческое мужество в битвах
против врагов, а по отношению к подчиненным выказал благожелательность и
доброту в соединении с разумной и пристойной нетребовательностью
[71], поэтому они, чтя его память, негодовали
по поводу столь жестокого и дерзкого поступка с ним. (10) Ухватившись за этот
предлог, Север легко вовлек их в то, чего хотел, притворяясь, будто он не так
желает захватить власть и приобрести для себя могущество, как отомстить за
кровь такого государя. (11) Тамошние люди очень крепки телом, пригодны для битв
и очень кровожадны, но в такой же степени тяжкодумны и неспособны легко понять
то, что говорится или делается с хитростью или коварством. И вот, поверив
Северу, притворявшемуся, будто он огорчен и хочет отомстить за смерть
Пертинакса, они предоставили себя в его распоряжение, так что объявили его
императором и вручили ему власть
[72]. (12)
Узнав настроение паннонцев, он начал рассылать своих людей в соседние провинции
и ко всем правителям подчиненных римлянам северных племен и, склоняя их всех
большими обещаниями и надеждами, легко привлек их к себе
[73]. (13) Больше, чем кто-ли-
{40}бо другой
из людей, он обладал особой способностью притворяться и внушать доверие к своей
благожелательности, не скупился на клятвы, чтобы затем, если нужно было,
нарушить их, прибегал ко лжи ради выгоды, и с языка его сходило то, чего не
было на уме.
10. (1) Удовлетворив своими посланиями всех в Иллирике… и вместе с тем
начальников, он привлек их к себе. Собрав отовсюду воинов[74] и назвав себя Севером Пертинаксом[75], что, как он надеялся, было приятно не только иллирийцам,
но и римскому народу ради памяти о Пертинаксе, он созвал их на равнину и, когда
для него была воздвигнута трибуна, поднявшись на нее, сказал следующее: (2)
«Вашу верность и благочестие по отношению к богам, которыми вы клянетесь, ваше
уважение к государям, которых вы почитаете, вы обнаружили тем, что негодуете на
дерзостный поступок находящихся в Риме воинов, которые служат больше для
торжественных шествий, нежели для проявления мужества. И мне, никогда раньше не
имевшему в мыслях такой надежды (ведь вам известно мое повиновение по отношению
к прежним государям), желательно теперь довести до конца и завершить то, что
угодно вам, и не смотреть безучастно на повергнутую Римскую державу, (3)
которая прежде, до Марка, управлялась с соблюдением достоинства и казалась
священной; когда же она досталась Коммоду, то хотя кое в чем он по молодости
допускал оплошности, однако последние прикрывались его благородным
происхождением и памятью отца; и его проступки вызывали больше сожаление, чем
ненависть, так как большую часть того, что происходило, мы относили не к нему,
а к окружавшим его льстецам, одновременно советчикам и слугам неподобающих дел.
(4) Когда же власть перешла к почтенному старцу, воспоминание о мужестве и
порядочности которого еще прочно в наших душах, они этого не вынесли, но
устранили такого мужа путем убийства. Некто, позорным образом купивший столь
великую власть над землей и морем, ненавидим, как вы слышите, народом и уже
больше не внушает доверия тамошним воинам, которых он обманул. (5) Их, если бы
даже они, оставаясь преданными, стали ради него в строй, вы все вместе
превосходите числом, а каждый в отдельности — храбростью; вы закалены
упражнениями в военных делах и, всегда выстроенные против варваров, привыкли
переносить всякие труды, презирать морозы и жару, ступать по замерзшим рекам и
пить выкапываемую, а не черпаемую из колодца воду. Вы закалились на охотах, и
во всех отношениях у вас имеются благородные данные для проявления мужества,
так
