История и теория медиа - [149]

Профессор Вестминстерского университета Кристиан Фукс предлагает политико-экономическую критику теории Генри Дженкинса о партисипативной, или конвергентной, культуре. Как пишет Фукс, Дженкинс игнорирует ряд понятий, таких как собственность медиа, капитализм как социальный строй и класс как социальное разделение. Для него партисипативная культура – это просто возможность индивидов встречаться онлайн и делиться контентом. Однако партисипативность предполагает гораздо более сложную конструкцию социального и политического участия, и эта конструкция в концепции Дженкинса никак не представлена.[427] Попытку вписать партисипативную культуру в политические теории предпринял Нико Карпентье,[428] однако Фукс критикует его за игнорирование политико-экономического аспекта и, в частности, проблемы собственности и корпоративного контроля над медиа и партисипативными платформами.[429] Если для Дженкинса YouTube – это сайт для производства и распространения медиа «снизу», то для Фукса – это часть империи Google, которая зарабатывает на контекстной рекламе, размещаемой внутри производимых пользователями роликов. С этой точки зрения речь идет об эксплуатации (Фукс называет это digital labour) пользователей. Интернет-культура, как пишет Фукс, не является изолированной от социальных и политических отношений; она организована и контролируется корпорациями, а также принадлежит им. Таким образом, социальные медиа тоже часть культурной индустрии, и с этой точки зрения Интернет, в котором доминируют крупные корпорации, аккумулирующие капитал путем эксплуатации пользователей и их продажи рекламодателям, не может рассматриваться как образец партисипативной демократии. А культурная экспрессия, о которой пишет Дженкинс, на самом деле не должна в таком контексте восприниматься как выражение партисипативности.

В работах критических теоретиков современная онлайновая коммуникационная среда предстает как система, вписанная в капиталистические отношения, осуществляющая эксплуатацию теперь уже не просто работников индустрии, но и самих потребителей, которые становятся просьюмерами, то есть производящими контент потребителями,[430] и полностью лишены приватности, потому что за ними перманентно наблюдают и продают собранную информацию потребительским компаниям.[431]

Отдельной критики в рамках политической экономии массовых коммуникаций удостоились так называемые твиттер– и фейсбук-революции. Джоди Дин критикует блогосферу как эрзац-политическую. И то, что 3. Папахарисси называет приватной политической сферой,[432] для Дин является не чем иным, как попыткой создать у людей иллюзию участия в политике без подлинного участия.[433] Будучи соединенными технологически, включенными в сети, люди думают, что технология за них сделает все. В результате акт подписания электронной петиции либо участие в электронном опросе, проведенном как личная рассылка мэра города, нам кажутся политическим участием, а на самом деле блокируют подлинное политическое участие. Евгений Морозов называет такой вид участия активизмом слабаков (slacktivism) или кликтивизмом (clicktivism). С точки зрения этого популярного американского автора белорусского происхождения, такой активизм имеет нулевое влияние на социальную и политическую жизнь. В книге «The Net Delusion» («Сетевой обман») Морозов указывает на утопическую природу твиттер-революций.[434]

Паоло Гербаудо в результате эмпирического исследования делает вывод о том, что Интернет порождает движения без лидеров, неспособные на подлинные политические действия, но создающие «хореографический протест», который заключается в том, чтобы организовать протестные акции, снабдить участников инструкциями о том, как действовать, какие эмоции выражать.[435] Однако большие сомнения вызывает способность социальных медиа создать подлинные политические идентичности. В схожей логике мыслят Лэнс Беннетт и Александра Сегерберг, которые разделяют логику коллективного действия (logics of collective action) и логику коннективного действия (logics of connective action).[436] Если логика коллективного политического действия предполагает, что в ее основе лежит определенная политическая идентичность, которую медиа могут использовать для того, чтобы просто организовать адептов политической идентичности для конкретной акции, то в основе логики коннективного действия лежит набор персональных эмоций, вывешиваемых для всеобщего обозрения в социальных сетях. Коннективное действие, или акция, предполагает, что люди объединяются в его рамках, конструируя его идентичность, символы, задачи через взаимное предоставление контента (share). Однако такое действие, как правило, не несет четкой политической идентичности, с трудом может создавать отдельные политические идентичности, способные на реальные политические действия.

* * *

Мы рассмотрели основные теории, связанные с политической экономией медиа. Как видим, они пересекаются, то есть специалисты в области культурного империализма одновременно являются и критиками информационного общества или системы корпоративного контроля медиакорпораций. В этом смысле довольно трудно внутри политической экономии проводить границы между различными теориями, потому что исследования базируются на схожих идеях. И главное, пожалуй, что сближает эти идеи, – приверженность тезису об эксплуатации (в локальном или планетарном масштабе), о сверхприбыли (символической или материальной), об асимметричности власти и о доминировании. Именно эти идеи связывают в один конгломерат последователей неомарксизма, продолжателей Франкфуртской школы и представителей ранних (классово детерминированных) исследований, использующих культурные основания для анализа социальных явлений