История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума: монография - [87]

Второе и последнее задание в 1926 году Эдуард Розенбаум получил в начале сентября. На этот раз вызвавший его к себе в кабинет Корвин-Пиотровский беседу с ним начал с воспоминаний о теплом Черном море, о том, каким прекрасным там бывает «бархатный сезон», после чего без обиняков перевел эти лирические отступления ближе к делу и сразу же предложил Розенбауму отправиться в Гдыню для проведения политразведки среди рабочих строящегося там порта, а также в частном пароходном обществе «Балтик», директором которого являлся бывший моряк австрийского торгового флота капитан Владислав Крыжановский. Последнего Розенбаум знал лично.

Из этой беседы стало известно, что в Гдыне в последнее время в изобилии разбрасываются всевозможные антиправительственные прокламации, почти в открытую распространяют большевистские газеты, привозимые из Советской России. «Ты посмотри, — сказал, обращаясь к советнику, полковник, — нет ли там какой-либо революционной организации или попыток основания таковой? Впрочем, — продолжал он, явно желая польстить Розенбауму, — что я могу посоветовать, как работать среди портовой публики морскому волку. Давай за дело, друже. Когда ты отправляешься в Гдыню?». На что Розенбаум ответил: «Поеду тотчас же, как только наведу необходимые справки в Департаменте морских дел». На это у советника ушло два дня, и 7 сентября он отправился на задание.

Приехав в Гдыню, он прежде всего посетил начальника торгового порта капитана Евгения Квятковского[25], которого достаточно хорошо знал еще со времен похода 1 920 года. От него он узнал, что постройку порта здесь осуществляет строительная фирма варшавских инженеров Янковского и Тетмайера. Последний являлся родственником известного польского писателя Казимира Тетмайера — автора нашумевшего в свое время романа «Конец эпопеи» о войне 1812 года. Розенбаум читал его и, разумеется, не разделял критического отношения автора к культу Наполеона Бонапарта в Польше. Тем не менее он с удовлетворением воспринял высокую оценку Тетмайеру-инженеру, данную начальником строящегося порта. «Одно плохо, — отметил вслед за этим капитан Квятковский, — что среди рабочих этого предприятия слишком много людей, съехавшихся сюда с разных мест и настроенных при этом крайне революционно. Я уже неоднократно сообщал об этом в свой департамент, но чем они смогут мне помочь…».

Посетив Квятковского, старого знакомого, чьи политические убеждения Розенбаум давно знал, он не стал кривить душой и скрывать цель своего визита в Гданьск. Услышав же последние сетования капитана, он с улыбкой заметил: «Вот видишь, раз я к тебе явился, значит, департамент, наконец, проснулся». «А что, всякое может быть, — ответил на это Квятковский, — и если счастливый случай нас свел, я считаю своей обязанностью помочь тебе всем, чем смогу. Первым делом предлагаю тебе остановиться у меня. Я по-прежнему закоренелый холостяк, места у меня хватит. А мой денщик-повар свое дело знает». На это предложение Розенбаум охотно откликнулся, и весь вечер, благодаря гостеприимству Станислава Квятковского, прошел тепло и сердечно.

Утром начальник порта предложил своему гостю пройтись с ним по строящемуся порту. В ходе его осмотра Квятковский легко заводил разговоры с рабочими, называя их по именам и фамилиям. Это, наряду с прекрасной зрительной памятью, приобретенной Розенбаумом на военной службе и в делах политического сыска, позволяло ему с ходу надолго запечатлеть окружающих у себя в голове. Прогулка по строящемуся порту заняла почти полдня. Вернувшись к Квятковскому на квартиру, советник полиции попросил его выдать ему постоянный пропуск в порт. Назавтра такой документ был получен, что позволило Розенбауму почти ежедневно ходить на строящиеся в порту объекты, где он заводил с рабочими разговоры на всякие темы, шутил с ними, угощал папиросами и т. д.

Однажды во время одной из таких прогулок Розенбаум повстречал своего бывшего матроса, который служил вместе с ним во время похода 1920 года и принимал деятельное участие в поимке лиц, разоружавших польские уланские пикеты. Звали этого матроса Станислав Гржимек. Подойдя к нему и пожав ему руку, Розенбаум сказал: «Рад тебя, братец, видеть. Что же ты тут делаешь, почему не на корабле?». И в ответ услышал немного злое: «Что делаю? Да просто засоряю море…». С ходу уловив, что у парня не идут дела, Розенбаум взял его под руку и отвел немного в сторону от других рабочих. «Послушай, Гржимек, — обратился к рабочему бывший его начальник, — у меня к тебе просьба: нигде не называй меня своим командором, я для тебя, если возникнет такая потребность — «господин доктор». Это важно». Договорившись, Гржимек сразу что-то сообразил, улыбнулся и ответил: «Все понял, господин доктор». Угостив бывшего матроса папиросой, Розенбаум пошел вместе с ним к группе стоявших рядом рабочих, угостил папиросами их, а потом, уходя, как бы в продолжение чего-то, известного только им двоим, сказал: «Ну что ж, засоряй и дальше свое море…».

Покрутившись немного возле этой группы рабочих, Розенбаум медленно двинулся к другому строящемуся объекту, как вдруг услышал за собой шаги. Он обернулся. Это был Гржимек. «Господин доктор, — достаточно громко, обращаясь к нему, сказал он, — вы забыли у нас свой портсигар». И действительно вручил командору его любимый кожаный портсигар, который он или забыл, или обронил, когда угощал папиросами рабочих. Розенбаум поблагодарил Гржимека, дал ему на пиво и пригласил к себе в гости, в гостиницу, куда он с утра переехал, не желая стеснять Квятковского.