История Хэйкэ - [20]

– Как эта женщина может быть моей матерью? Она была неверной женой, не любит своих детей и не думает ни о чем, кроме удовлетворения своих прихотей! – запротестовал Киёмори.

– Ты не должен говорить о ней так, как я мог сказать когда-то. У тебя нет никаких оснований говорить о ней подобным образом. Она и ты навсегда останетесь матерью и ребенком. Самая настоящая любовь – та, которая все прощает, и она обязательно сведет вас вместе.

Киёмори ничего не ответил. Он не мог этого понять. Или отец слишком сложно изъяснялся, или Киёмори сам был еще слишком молод, чтобы понять сказанное?

Когда они добрались до дома, Мокуносукэ, Хэйроку и другие слуги встретили их у ворот. Огоньки мерцали в распустившемся саду и в скромном, совершенно изменившемся доме. Еще три месяца назад простая, гармоничная и хорошо упорядоченная жизнь была не для них. Киёмори не мог понять, почему он должен жалеть об уходе матери. Теперь для одиночества здесь не осталось места, почему же отец не мог в это поверить?

Глава 4. Женщина при лунном свете

В тот год, в середине августа Ватару из дома Гэндзи пригласил к себе приблизительно десять своих ближайших друзей-стражников распить большой кувшин сакэ и полюбоваться лунным светом в саду. Его друзья, однако, знали, что существовала и другая причина для приглашения. Осенью император действующий и император прежний отправлялись в паломничество в храм Ниннадзи. Они также собирались посетить скачки, которые должны были состояться на землях храма. Уже объявили официальную дату этого мероприятия – 23 сентября, – и стражники знали, с каким нетерпением Ватару ожидал случая показать себя и вороного четырехлетку с белыми щетками.

– Он зовет нас выпить за его успех, – говорили между собой друзья Ватару. А один из них, шутя, добавил:

– Боится показаться скупым, ведь для наездников стало обычаем устраивать родственникам и друзьям грандиозный вечер после совершения «ритуала хлыста». Ватару не любит монахов. Он посмеивается над «священными буддами», как он их называет, и говорит, что не нуждается в их помощи. Потому-то вместо молитв, заклинаний и большого праздника он устраивает скромную вечеринку и называет это «полюбоваться луной».

Его слова были встречены взрывом хохота.

Другой стражник сказал:

– Слушайте, я знаю, как он относится к своей молодой жене, Кэса-Годзэн, которая когда-то служила при дворе. Он так сильно ей увлечен, что и в ночном карауле все его мысли обращены к дому. Однажды мы попросили познакомить нас с ней, но он лишь улыбнулся и сказал, что она его «тайная любовь», которую нельзя увидеть, и все в таком духе.

Болтая и подшучивая таким образом, гости прибыли к дому Ватару, ворота которого были гостеприимно распахнуты настежь, а брусчатка перед домом для свежести обрызгана водой. Собравшись в комнате для гостей, молодые люди замолчали и вели себя тихо, пока вносили подносы с едой. Лишь когда появилось сакэ, они пришли в себя и принялись разговаривать и шутить.

Там же присутствовали Хэйта Киёмори и Сато Ёсикиё. Киёмори заметил, что нет Морито, и почти собрался спросить о нем, но передумал. Как он недавно стал ощущать, Ватару и Морито чувствовали себя неловко в одной компании. Казалось, никто ничего подобного не замечал, и Киёмори часто задавался вопросом, не придумал ли он все это. Но, когда Киёмори видел Морито вместе с Ватару, то в глазах Морито появлялось вороватое выражение. Оно странно контрастировало с обычной его развязностью. В последнее время он расхаживал с воспаленными глазами и ввалившимися щеками, и Киёмори пришел к выводу, что он сильно утомлен или от напряженных занятий, или от беспробудного пьянства и разгульного образа жизни. Киёмори решил, что Ватару недолюбливал Морито и не пригласил его. Но и сам Киёмори остерегался Морито, с тех пор как услышал от него тайну своего рождения. Поведение Морито беспокоило его. Он опасался Морито, в котором, как Киёмори знал, острый ум боролся с сильнейшими примитивными страстями.

Сакэ пустили по кругу, и молодые воины почувствовали себя более непринужденно.

– Ну же, хозяин, – взывали они, – разве не пора ей появиться? Прекрати нас мучить!

Подняв наконец чашу, Ёсикиё обратился к Ватару:

– Однажды, когда я посетил поэтический конкурс во дворце, там наградили аплодисментами за стихи даму по имени Кэса-Годзэн, поэтому она не совсем мне незнакома. Теперь она стала хозяйкой дома, и вряд ли у нее есть возможность слагать стихи. Будет жаль, если мы потеряем подобный талант! Ватару, ты должен отпускать ее на поэтические вечера, потому что нам, неотесанным воинам, очень не хватает умения разбираться в литературных сочинениях, и более того, мы их презираем… Да позволено мне будет сказать, что этот воин и его жена-поэт, будто изящная картина – сосна и хризантема, наиболее удачное сочетание. Эти мужчины завидуют тебе. Но за такую ревность разве можно винить?

Ёсикиё сердечно рассмеялся. От сакэ он находился в приподнятом настроении и не был таким мрачным, как обычно. Гости разбушевались, подняли шум:

– Ёсикиё, опять ты про свою поэзию? Как только этот парень открывает рот, наше сакэ остывает!