История города Афин в Средние века - [178]
Нерио последовал приглашению в Афины с тем большей готовностью, что там проживал его брат Антонио, ставший в 1427 году, благодаря родственникам, епископом кефалонийским. Второй брат Джиованни был в это время архиепископом фиванским[693].
Так удачно складывались обстоятельства для потомства Донато Аччьяйоли в Греции, уже затронутой мечом османов, все еще грозно висящим над нею. Вероятно, еще при Нерио I в Афины переселилось много итальянцев. Они обживались здесь, и некоторые из них пережили падение дома Аччьяйоли, так как даже в XVII столетии среди афинской аристократии наряду с греческими Халкокондилами и Палеологами было несколько итальянских имен[694]. Флорентинцы и тосканцы особенно часто искали счастья при афинском дворе. Среди этих итальянцев мы, конечно, не найдем такого, который вступил бы на греческую землю с благоговением пилигрима к классическому миру древности. Некий Уберто из Ареццо просил Нерио пристроить его при Карло Токко или при герцоге афинском в качестве преподавателя права, логики, натуральной и моральной философии или медицины, каковые науки в их целокупности были предметом усерднейших занятий сего достопочтенного мужа[695]. Как мы уже заметили, в Афинах давно уже проживала одна ветвь рода Медичи, назвавшая себя Иатрос. Теперь здесь был также один Макиавелли, Никколо, родственник того же Нерио, так как мать его Ааудамия была дочь Донато Аччьяйоли. Этот флорентинец, носивший имя, ставшее через сто лет знаменитым, состоял при афинском дворе и по поручению герцога писал отсюда в Санта Мауру к Нерио ди Донато, приглашая его приехать в Афины. Письмо его кончалось следующими интересными словами: «Ты никогда еще не видел столь прекрасной страны, ни столь прекрасного замка (Акрополя)».
Вообще Флоренция никогда не была в таких оживленных сношениях с Афинами и Грецией, как во времена Антонио. Прекрасный город гвельфов на Арно был на вершине своего благополучия; в 1406 году он победил Пизу, свою старую соперницу, сделавшись таким образом нераздельным господином Тосканы; в 1421 году к нему перешли гавани Порто Венере и Ливорно; а в последние часы существования Греции Флоренция пожелала сделаться морской державой наряду с Венецией и Генуей, посылать свои корабли в Африку, Сирию и Романию и, в качестве наследницы Пизы, захватить ее колонии. Она льстила себе, в сущности, тщетной надеждой стать сильной на Средиземном море: учредив должность consoli di mare, она отправила своих консулов — на основании договора с султаном Египетским — в Александрию и другие города Леванта[696]. Еще в конце XV века расцвет Флоренции, банки которой раскинули сеть своих отделений по всему торговому миру, вызывал злобную зависть венецианцев.
7 августа 1422 года флорентийская синьория в ответ на приглашение герцога афинского постановила заключить через своего посла Томмазо Альдеротти с «своим добрым другом и согражданином, каковыми были всегда и его предки», договор, которым флорентинцам предоставлялся свободный доступ в его порты. Антонио до такой степени считал себя греческим государем, что приказал совершить этот акт на греческом языке. Так как связь его с бессильной Анжуйской династией не имела никакой цены, то он старался найти опору в усиливающейся Флоренции, и былые отношения Аччьяйоли к Неаполю сменились союзом с родным городом, откуда происходил этот род великих банкиров.
2. Умного Антонио признали все заинтересованные в греческих делах государства, за исключением Альфонсо V, короля Арагонии и Сицилии. Этот замечательный государь, проживавший в 1421 году в Неаполе, где его усыновила королева Иоанна II, вместе с прочими своими отважными планами овладеть королевством Неаполитанским и опять соединить его с Сицилией вспомнил также о старинных правах Арагонии на герцогство Афинское. Неизвестно, был ли это пустой слух или действительный факт, но герцог получил известие, что Альфонсо пожаловал Афины одному каталанцу, Фоме Веральдо. Это серьезно обеспокоило его, и он поручил архиепископу фиванскому Иоанну, кстати отправлявшемуся в Рим, указать Венецианской синьории на опасности, грозящие со стороны каталанцев, и просить ее о помощи через посредство негропонтского байльи. Синьория успокоила Антонио, заверив его, что каталанцы, как это всем известно, обыкновенно делают много шума из ничего.
Венеция была по-прежнему благосклонна к Антонио, и его отношения к негропонтскому байльи были вполне дружественны. Самой природой указанные коммерческие сношения между Аттикой — Беотией и соседним островом были облегчены старинными торговыми и таможенными договорами еще со времен каталанцев или даже ла Рошей. Договоры были совершены в письменной форме и хранились в канцелярии байльи в Негропонте. Лучшие чистокровные кони Антонио паслись на Эвбейских горах, и его подданные часто укрывались на острове от турок со своими стадами и всем достоянием. Этот порядок вещей успел за много веков стать обычным, ибо еще в древности Эвбея всегда была таким убежищем: во время пелопоннесской войны афиняне переправили туда свои стада, когда Перикл посоветовал им перебраться из их аттических имений в город. Жителям Бодоницы, как подданным герцога афинского, Венеция также разрешила в тяжелые времена искать со всем их добром убежища в Негропонте.
