История Фридриха Великого - [31]

   Между тем нельзя было долго скрывать, что прусские войска собрались на силезской границе. Австрийский двор был уведомлен посланником своим, находившимся в Берлине, об опасности; ми-{114}нистр Марии-Терезии написал в ответ, что он не может и не хочет верить таким известиям. Несмотря на то, маркиз Ботта был отправлен из Вены в Берлин для точнейшего исследования замыслов Пруссии. Ботта скоро понял план короля. Желая глубже проникнуть в намерения Фридриха, он в первую аудиенцию свел речь на Силезию, жаловался на чрезвычайно дурные дороги, которые теперь от наводнений так испорчены, что решительно нельзя по ним проехать, Фридрих тотчас понял намерение посла, но отвечал ему сухо: "Вы правы, но большой беды еще нет: величайшее несчастие, которому можно подвергнуться на такой дороге, есть то, что замараешься грязью".

   В декабре все было готово к началу войны. Намерение вступить в Силезию перестало быть тайной. Фридрих отправил посланника, графа Готтера, в Вену, с изъяснением австрийскому двору своих прав на Силезию и мер, которыми хочет, в случае нужды, заставить уважать их. Перед отъездом своим к войскам он дал отпускную аудиенцию маркизу Ботта, причем известил его о своем намерении.

   -- Ваше величество, -- воскликнул Ботта, -- вы ниспровергаете австрийский двор, но вместе с ним и сами падете в бездну!

   Фридрих возразил, что от Марии-Терезии зависит принять его предложения. После некоторого молчания, Ботта насмешливым тоном продолжал:

   -- Ваши войска прекрасны, ваше величество, я согласен в том; наши не так красивы, но они уже окурены порохом. Умоляю вас, обдумайте свои намерения.

   Король вспыхнул и быстро ответил:

   -- Вы находите, что мои войска красивы; скоро вы сознаетесь, что они хороши. {115}

   Маркиз Ботта хотел сделать еще некоторые замечания, но Фридрих прервал его речь, говоря:

   -- Теперь уже поздно: шаг за Рубикон сделан.

   Перед отъездом своим к войску он созвал главных своих офицеров и, прощаясь с ними, сказал:

   -- Господа! Я предпринимаю войну и не имею других союзников, кроме вашего мужества и вашей доброй воли. Дело мое правое, и я ищу заступничества у счастья. Помните постоянно славу, которую приобрели ваши предки на полях Варшавских, Фербеллина и в знаменитом Прусском походе великого курфюрста. Ваша участь в собственных руках ваших: отличия и награды ждут только ваших блистательных подвигов. Не почитаю нужным подстрекать вас к славе: она всегда была у вас перед глазами, как цель, достойная ваших стремлений. Вы вступите в битву с войсками, которые под начальством принца Евгения снискали бессмертие. Правда, принца уже нет, но победа наша над такими противниками будет {116} не менее знаменита. Прощайте! Отправляйтесь немедленно к войску, а я скоро явлюсь между вами в сборном месте, где ожидает нас честь отчизны и слава!

   13-го декабря был большой маскарад во дворце. Громкие звуки музыки сливались с веселым говором блестящих и разнообразных масок. Танцы не прекращались. Никогда еще при дворе не бывало такого великолепного и веселого праздника. Сам король был в особенно приятном расположении духа, шутил, танцевал, был любезен до крайности. Время незаметно приблизилось к полуночи. Вдруг в залах хватились короля: но его нигде не было. Можно себе представить всеобщее удивление, когда гофмаршал, выходя из внутренних покоев, объявил, что король изволил оставить столицу и уехал в действующую армию к силезской границе.

   14-го числа Фридрих прибыл в пограничный город Кроссен. К несчастью, в тот самый день с колокольни соборной церкви сорвался колокол и упал на землю. Это имело самое невыгодное влияние на армию, солдаты посчитали этот пустой случай за дурное предзнаменование. Но Фридрих сумел придать ему совсем другое значение.

   "Будьте покойны, друзья мои! -- говорил он войску. -- Падение колокола имеет для нас благоприятный смысл, оно значит, что высокое будет унижено!"

   Под высоким он разумел Австрию, которая, в сравнении с Пруссией, конечно, могла назваться высокой державой. Солдаты поняли его намек, и новая бодрость одушевила их сердца.

   Декабря 16-го Фридрих вступил на силезскую землю. На границе встретили его два священника, посланные депутатами от протестантов города Глогау. Они умоляли короля, в случае осады города, не делать приступа с той стороны, где находилась протестантская церковь.

   Церковь эта была построена вне городских укреплений. Комендант города Глогау, граф Валлис, опасаясь, чтобы Фридрих во время осады не выбрал этой церкви своим опорным пунктом, предполагал сжечь ее до основания.

   Фридрих велел кучеру остановиться, чтобы выслушать просьбу пасторов.

   -- Вы первые силезцы, -- сказал он им, -- которые просите меня о милости; желание ваше будет исполнено. {117}

   Тотчас же был послан адъютант к графу Валлису с обещанием, что Фридрих не поведет осады с той стороны, и протестантская церковь осталась нетронутой.

   Прусское войско шло вперед и не находило перед собой неприятельской армии. Слабый силезский гарнизон едва был достаточен для прикрытия главных укрепленных мест. Австрия не могла так скоро выслать помощи, о которой ее неутомимо и усердно умолял бреславский обер-амт, видя приближающуюся опасность. Итак, одни только дурные дороги и дождливая погода мешали быстрым действиям Фридриха. К жителям Силезии были разосланы манифесты, которыми всем и каждому предоставлялись прежние права и владения и даже обещаны были разные льготы. Фридрих объяснял в них, что вступает в Силезию с оружием в руках только на случай вмешательства в его права посторонних лиц, а совсем не для разорения жителей. И в самом деле, в войске наблюдалась самая строгая дисциплина, и за все, взятое у жителей, платилось щедрой рукой. Все это расположило силезцев к Фридриху; особенно полюбили его протестанты, которые видели в нем избавителя от многих зол и притеснений. Австрийское правительство рассылало свои протесты против манифестов Фридриха, но они не имели успеха.