История Французской революции: пути познания - [20]
Так, Кошен подверг острой критике «событийную историю» и «психологический подход» к изучению Революции, призвал к поиску объективных закономерностей, знание которых позволило бы дать научное объяснение причин революционных событий. Сам он не смог решить этой задачи. «Социологический метод» Дюркгейма не позволил ему найти правильный ответ, марксистский же метод был для Кошена неприемлем по идеологическим соображениям. Показательно, что он даже не упомянул о новом, отличном от позитивистского, подходе к истории Революции, предложенном Ж. Жоресом под влиянием идей Маркса, хотя труд Жореса увидел свет еще в 1901–1904 гг.[157]
Сегодня представители «ревизионистского направления» критикуют как «событийную», так и марксистскую историографию.
Поэтому столь симпатичен Фюре «третий» путь, предлагавшийся Кошеном. С явным одобрением Фюре отмечает: «…По мнению Кошена, революционный взрыв не был порожден экономическими и социальными противоречиями. Его источник — политическая динамика»[158]. Сам Фюре также убежден, что события Революции имели политическое и идеологическое содержание и не могут быть подвергнуты причинному анализу в рамках экономических и социальных противоречий[159]. Отметим, что и другие авторы «ревизионистских прочтений» Революции отрицают ее социально — экономическую детерминированность[160].
Другая важная проблема, поставленная Кошеном, — вопрос о противоречиях между якобинским правительством и движением городского плебса, вопрос, которому большинство либеральных и демократических историков XIX в. не уделяло должного внимания. Кошен, правда, был отнюдь не первым, кто пытался объяснить эти противоречия. Свою трактовку до него им дали Тэн и Кропоткин. Однако Кошен, как никто другой, заострил данный вопрос, сделав его одним из центральных пунктов своей интерпретации революционных событий конца XVIII в. Подчеркнем, что настоящая проблема еще не получила, несмотря на ряд серьезных попыток[161], исчерпывающего объяснения и в современной марксистской историографии.
Третий важный вопрос, поднятый Кошеном, — роль различного рода «неформальных» объединений: литературных кружков, философских обществ, масонских лож в идеологической подготовке Революции. Эта сторона предреволюционной истории до сих пор слабо изучена по следующей причине: архивы масонских лож вплоть до Второй мировой войны были закрыты для исследователей. Лишь после войны в Национальную библиотеку поступили архивы «Великого Востока». Разбор и систематизация заняли некоторое время, и лишь сравнительно недавно ученые получили к ним доступ. В 1980-е гг. появился ряд весьма интересных работ, посвященных данной теме[162]. Авторы специальных исследований о масонстве XVIII в., даже отмечая, что выводы Кошена нередко противоречат фактам, тем не менее отдают ему должное за постановку самой проблемы. Так, Р. Алеви, изучив динамику распространения лож на протяжении почти 70 лет, предшествовавших Революции, пришел к заключению, что расширение сферы влияния масонства отнюдь не имело прямой связи с прогрессом Просвещения, как утверждал Кошен. В то же время Алеви высоко оценил Кошена за то, что тот первым обратил внимание на роль масонских лож в развитии форм демократического общения, которые были невозможны в каких-либо входящих в традиционную структуру объединениях[163].
Итак, работы Огюстена Кошена характеризуются обращением к некоторым чрезвычайно важным и сложным проблемам истории Революции и весьма специфическими попытками их разрешения. Верно подметив отдельные черты исторического развития Франции XVIII в., Кошен их абсолютизировал, представив в утрированном виде, что привело к искажению общей картины революционных событий. Эта особенность его трудов и привлекла к нему внимание современных «реинтерпретаторов», которым импонирует стремление Кошена к изучению ключевых аспектов Революции нетрадиционными методами, отличными от методов «классической» историографии. Именно этим, по-видимому, и объясняется повышенный интерес, проявляемый сегодня к некогда почти забытому историку начала XX в.
Глава 3
Николай Лукин
В 1990 г. Институт всеобщей истории АН СССР перебрался со своего прежнего места обитания на улице Дмитрия Ульянова в только что отстроенную «башню» на Ленинском проспекте. Покинутый им накануне второй этаж старого здания навевал в памяти известные по художественным фильмам картины поспешной эвакуации «белых» из Крыма на исходе Гражданской войны. Настежь раскрытые двери брошенных кабинетов, распахнутые железные шкафы в коридоре и горы рассыпанных бумаг повсюду — на столах, подоконниках, на полу… Переезжая, многие отделы и сектора взяли с собою только ту документацию, что сочли необходимой для текущих надобностей, и без сожаления расстались с накопившимися за годы и давно не востребованными бумажными залежами. Между тем среди последних при внимательном рассмотрении можно было обнаружить весьма любопытные для историка вещицы.
