История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания - [412]
Примирение и синтез крайностей Востока и Запада могут быть произведены лишь третьей силой, свободной от этих крайностей. Этим посредником \ Соловьев считал Россию, русский народ, национальный характер которого свободен от крайностей Запада и Востока. Правда, в отличие от славяно- I филов, признававших специфическую задачу России, Соловьев отожде- и ствляет русское с универсальным, всечеловеческим. У него русское национальное мессианство последовательно перешло в отрицание всяких ^ особенных черт русской народности. «Великое историческое призвание I России…, — пишет Соловьев, — есть призвание религиозное в высшем смысле этого слова»[1945]. Призвание России — восстановить цельность \ жизни человека и человечества, которое стало бы возможным на пути соз- i Дания Вселенской церкви на основе объединения церквей православия и! католицизма. Этим она бы восстановила социальную миссию исторического христианства. Россия и Рим восстановили бы христианское государство на Земле. Москва, как твердыня православия и преемница Византии, должна стать «третьим Римом». «Два Рима пали, третий — московское царство — стоит, а четвертому не быть…»[1946]
Эти славянофильские нотки, оптимистически прозвучавшие у Соловьева в «Трех силах» (1877-1878) — в этом «русском Апокалипсисе», — к концу жизни сменились пессимизмом, эсхатологическим настроем. После пережитого Соловьевым разочарования в русском обществе, идея третьего Рима рухнула. К концу жизни уже не только теократическая миссия России, но самый вопрос о ее духовной сущности становится для философа предметом сомнения. В настроении философа замечается колебание между надеждой на светлое будущее России и страхом грядущей катастрофы. Но уже в «Трех разговорах» (1900), которые, по словам их автора, возникли под влиянием «особой перемены в душевном настроении», Соловьев подводит итог сомнениям прежних лет и дают им окончательное разрешение. В заключительной части третьего разговора «Краткая повесть об Антихристе» он с горечью констатирует факт крушения собственных же теократических надежд, а именно неспособность России осуществить свою теократическую миссию, и предрекает миру весьма печальное будущее, высказывает предчувствие грядущей катастрофы, угроза которой идет со стороны нового панмонголизма. Последний, по пророчеству Соловьева, уничтожит западную цивилизацию и на земле утвердится власть антихриста. Катастрофа, грозящая России, в его тазах, есть катастрофа всемирная, предвестник близости всеобщего конца. Церковь Христова превращается в церковь антихриста.
Отчаяние в будущем всемирного прогресса Соловьев связывает с предчувствием угрозы, идущей с Дальнего Востока, а именно из Китая. Противоположность двух культур — китайской и европейской — сводится в сущности к противоположению двух идей: порядка, с одной стороны, и прогресса, с другой. В историческом столкновений этих противоположностей Европа не может победить, ибо европейский прогресс утратил свой идеал, не верит в безусловный смысл мира, что вызвало в Европе разочарование в самой идее прогресса. Европа ищет спасения в «принципах китаизма». Эта «китаизация Европы» является в глазах Соловьева грозным симптомом надвигающейся опасности. Усвоение китайского идеала — принципа силы — было бы, по словам Соловьева, для европейцев «самоотрицанием…, т. е. отречением от своего хорошего, — отречением от христианства. Но такое отречение равносильно полной утрате самой причины нашего исторического существования»[1947]. И если в 90-х годах Соловьев лишь опасался угрозы со стороны Китая, то в 1900 г. в «Трех разговорах» в торжестве панмонголизма нет ни малейшего сомнения. Торжество панмонго- лизма знаменует собой конец истории. Этой «философией конца» и завершилось творчество Соловьева.
Вершиной философского творчества В. Соловьева явился трактат «Оправдание добра. Нравственная философия» (1899), который можно рассматривать как логическое завершение его философской системы. Структурно трактат построен триадически, как и большинство работ Соловьева. Первая часть — «Добро в человеческой природе» — посвящена человеку как некоторое несовершенство. Предметом вторая части — «Добро от Бога» — выступает Бог как предельное совершенство. И, наконец, в третьей части — «Добро чрез историю человечества» — рассматривается человеческая история, в которой человек как отвлеченная ступень и Бог тоже как отвлеченная ступень объединяются вместе и становятся на этот раз максимально конкретным бытием.
Основное назначение трактата, по словам Соловьева, — «показать добро как правду… объяснить, как единый путь Добра… становится определеннее и полнее соответственно осложнениям жизненной среды, природной и исторической»[1948]. И далее: «Установить в безусловном нравственном начале внутреннюю и всестороннюю связь между истинною религией и здравою политикой — вот главное притязание… нравственной философии»[1949].
Задача этики в том и заключается, чтобы осознать Добро во всей его чистоте, полноте и силе. «Собственный предмет нравственной философии — подчеркивает Соловьев, есть понятие
В новой книге автор Н. Мальцев, исследуя своими оригинальными духовно-логическими методами сотворение и эволюцию жизни и человека, приходит к выводу, что мировое зло является неизбежным и неустранимым спутником земного человечества и движущей силой исторического процесса. Кто стоит за этой разрушающей силой? Чего желают и к чему стремятся силы мирового зла? Автор убедительно доказывает, что мировое зло стремится произвести отбор и расчеловечить как можно больше людей, чтобы с их помощью разрушить старый мир, создав единую глобальную империю неограниченной свободы, ведущей к дегенерации и гибели всего человечества.
В атмосфере полемики Боб Блэк ощущает себя как рыба в воде. Его хлебом не корми, но подай на съедение очередного оппонента. Самые вроде бы обычные отзывы на книги или статьи оборачиваются многостраничными эссе, после которых от рецензируемых авторов не остаётся камня на камне. Блэк обожает публичную дискуссию, особенно на темы, в которых он дока. Перед вами один из таких примеров, где Боб Блэк, юрист-анархист, по полочкам разбирает проблему преступности в сегодняшнем и завтрашнем обществе.
Вернер Хамахер (1948–2017) – один из известнейших философов и филологов Германии, основатель Института сравнительного литературоведения в Университете имени Гете во Франкфурте-на-Майне. Его часто относят к кругу таких мыслителей, как Жак Деррида, Жан-Люк Нанси и Джорджо Агамбен. Вернер Хамахер – самый значимый постструктуралистский философ, когда-либо писавший по-немецки. Кроме того, он – формообразующий автор в американской и немецкой германистике и философии культуры; ему принадлежат широко известные и проницательные комментарии к текстам Вальтера Беньямина и влиятельные работы о Канте, Гегеле, Клейсте, Целане и других.
Что такое правило, если оно как будто без остатка сливается с жизнью? И чем является человеческая жизнь, если в каждом ее жесте, в каждом слове, в каждом молчании она не может быть отличенной от правила? Именно на эти вопросы новая книга Агамбена стремится дать ответ с помощью увлеченного перепрочтения того захватывающего и бездонного феномена, который представляет собой западное монашество от Пахомия до Святого Франциска. Хотя книга детально реконструирует жизнь монахов с ее навязчивым вниманием к отсчитыванию времени и к правилу, к аскетическим техникам и литургии, тезис Агамбена тем не менее состоит в том, что подлинная новизна монашества не в смешении жизни и нормы, но в открытии нового измерения, в котором, возможно, впервые «жизнь» как таковая утверждается в своей автономии, а притязание на «высочайшую бедность» и «пользование» бросает праву вызов, с каковым нашему времени еще придется встретиться лицом к лицу.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.