История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания - [37]

И хотя орфизм зародился задолго до Гомера, всё же он представляет собой сложную космогоническую систему, являясь еще более космого- ничным и рационалистичным, чем теогония Гомера и Гесиода. Орфическая космогония представлена в различных вариантах, расхождение между которыми касается прежде всего вопроса о начале мироздания. Это расхождение А. Ф. Лосев объясняет тем обстоятельством, что в орфизме обнаруживается «тенденция к смысловому оформлению тео-космого- нического мифа»⁷, к сочетанию полной бесформенности вещей и отчетливого их оформления.

В большинстве версиях за начало космоса принималась Ночь (Нюкта), у позднейших орфиков — Яйцо, в третьих источниках — гомеровы Океан и Тефия, в четвертых — Зевс, в пятых — Хронос, в шестых — слитность Земли, Неба и Моря. Особенность мифологии орфиков заключается в последовательности космогонических и теогонических ступеней, которых насчитывается 12. Вот одна из версий: 1) Первовода; 2) Хронос (некий дракон времени); 3) влажный Эфир, беспредельный Хаос (не зияние, а «темный туман»), «туманный» Эреб; 4) Яйцо (мировое); 5) бог Фанес («сияющий», златокрылый); 6) Ночь (Нюкта); 7) ЭхиДна, Небо (Уран), Земля (Гея); 8) киклопы, титаны и титаниды (Кронос, Рея и др.); 9) Зевс; 10) богиня Кора-Персефона; 11) бог Дионис-Загрей (Дионис «первый»); 12) Человек.

В этой космотеогонии особенно важным является акт рождения Дио- ниса-Загрея от Зевса и Коры Персефоны, миф о его растерзании Титанами и его воскресении. Этот миф составляет первоначальную сущность всего орфизма, лежит в основании всех орфических мистерий. В изложении родословной богов орфики следуют Гесиоду, но с той существенной разницей, что они пытаются познать и то, «что было до неба», до начала теогонии, и то, что совершается по ее окончании, т. е. «тео- гонический процесс в его настоящем, который составляет содержание орфических мистерий Диониса»[130].

Данная схема орфической космотеогонии показывает, что орфические боги — отвлеченные понятия. В ней первоначальные состояния мира еще более демифологизированы и натурализованы, чем в гомеровской и гесио- довской. Здесь естественные (природные) состояния переплетаются с божественными существами. По сравнению с гомеровской картиной мира орфической космогонии более присуща идея развития, а по сравнению с гесиодовской — еще большая однолинейность, стройность и порядок. Уже в этой систематизации орфической мифологии просматривается присутствие зачатков философского мышления.

Другая важнейшая черта орфической космотеогонии, отмечаемая часто исследователями, — пантеистическая черта. Она выражается в том, что в поглощении Фанеса Зевсом можно видеть желание возвратить последнему роль верховного бога, которой миф необдуманно одарил «первенца богов» Фанеса. В одном из орфических сочинений сказано: «Зевс — начало, Зевс — середина, от Зевса явилось всё. Зевс — для земли и звездного неба основа… Зевс — дыханье всего… Зевс есть корень морей, луна он и солнце. Зевс — царь. Зевс — владыка всего»[131].

Однако самым характерным для орфического миросозерцания является то, что космотеогония орфиков прямо перерастает в своеобразную ан- тропогонию, согласно которой человек — не побочный продукт теогонии, а непосредственный результат, цель космического процесса. Именно своей антропологией орфики оказали значительное влияние на становление ранней греческой философии. В частности, им принадлежит впервые высказанная в европейской традиции мысль о том, что земная жизнь — страдание, зло. Пребывание души в теле является для нее страданием. Тело — гробница, темница для души, а потому цель жизни — освобождение души от тела. После смерти тела душа, тут же вселяется в другое тело. Как известно, эта идея бессмертия и переселения души стала краеугольной не только для античной, но и христианской антропологии.

   З.З.1.4. Мудрость «семи мудрецов»

Наконец, четвертый источник, из которого произрастает семя греческой философии, — мудрость «семи мудрецов». Отношение в историко-философской литературе к этому источнику весьма скептическое и неоднозначное. Сведения о «семи мудрецах» в разных источниках столь разнятся, что даже в древности они воспринимались как литературное измышление, сказание. У Платона в диалоге «Протагор» сказание о семи мудрецах воспринимается уже как общепризнанное предание, Диоген Лаэртский так же расценивал сведения о них как о «толках» разного рода. И тем не менее согласно сложившейся традиции считается, что существовали различные списки с именами мудрецов, которых было значительно больше, чем семь. Так, по сообщению известного историка философии Э. Целлера их было 22 мудреца из самых различных эпох. Но их принято именовать «семью мудрецами», поскольку в каждом списке их было обязательно семь. Характерно то, что во всех списках, во-первых, четыре имени (Фалес, Солон, Биант, Питтак) встречаются постоянно, во-вторых, имя Фалеса называется всегда первым[132]. Так, в самом раннем списке, принадлежащем Платону, фигурируют имена: Фалес Милетский, Питтак Митиленский, Биант из Прие- ны, Солон, Клеобул Л индский, Мисон Хенейский, лаконец Хилон. Наряду с ними чаще всего упоминаются имена Периандра, Анахарсиса, реже — имена Пифагора, Орфея и Акусилая.