История Древней Греции в 11 городах - [11]

Одно из богатейших погребений позднегеометрического периода было, собственно, погребением воина, семья которого дала понять это, положив в могилу среди прочих предметов великолепный шлем, украшенный гребнем, и даже еще более великолепный бронзовый панцирь, а также многочисленные железные вертела, чтобы жарить жертвенных животных (a не людей). Все это скопление являет собой своего рода капсулу времени, фиксирующую состояние военного дела в наиболее развитых областях Южной Греции в последней четверти VIII в. до н.э. С одной стороны, шлем с высоким длинным гребнем хорошо смотрелся бы на головах могучих воинов, изображенных в гомеровской «Илиаде», вполне подходя для боя на больших дистанциях, поединков с метанием копий, участие в которых своих героев любит описывать Гомер. Однако такие шлемы совершенно не подходили для сражений массы воинов в сомкнутом строю – об этом говорят изображения на вазах и другие находки оружия и доспехов той поры, – которые стали нормой для наиболее агрессивных полисов того времени, страдавших от нехватки земли. C другой стороны, сделанный целиком из бронзы панцирь нашего аргосского героя ясно свидетельствует о прогрессе технологий и о том, что более всего внимания уделялось защите тела и что с точки зрения тактики в бою предпочтительнее считалась оборона, а не нападение.

Описывая эту коллекцию предметов из погребения, мы, однако, еще ничего не сказали о главном элементе снаряжения греческого пехотинца, а именно о его щите. Ибо слово «гоплиты», hoplites, можно почти с полной уверенностью считать происходящим от hoplon. Щит был также известен под названием аргивского – вероятно, потому, что изобрели в Аргосе или там сконструировали первый несомненно удачный и заслуживший наибольшую популярность вариант. Где-то между 750 и 650 гг. до н.э. сложился новый способ ведения боя, получивший наименование гоплитского, который больше не зависел от «героической» доблести отдельных воителей, и есть определенные основания подозревать, что Фидон имел самое непосредственное отношение к этим процессам. Но чтобы получить более полное представление об этом новом повороте в греческой истории, мы должны подождать до главы о Спарте (глава седьмая).

Глава 4 Милет

Ликией ты, повелитель, владеешь,

Меонией милой,

Около моря лежащим Милетом,

желаемым всеми…

Гомер. К Аполлону Дельфийскому (Пер. В. В. Вересаева)

Так начинается вторая часть первого гомеровского гимна к Аполлону, одного из тридцати трех поэтических гимнов, составленных преимущественно в VII VI вв. до н.э. Они начинаются с обращения к Дионису, затем перед нами проходит весь пантеон олимпийских богов во главе с Зевсом и несколько не олимпийских божеств, таких, как, например, девять Муз, и заканчивается вторым гимном к Кастору и Поллуксу [18], Диоскурам, которые, как мы увидим, имели особую связь со Спартой. То важное место, которое отведено Милету в гимне, где упоминается значительная часть греческого мира к востоку от Адриатического моря и в повествование включены греческие эквиваленты рая и ада, свидетельствует о выдающемся значении этого города на раннем этапе греческой истории. Он играл важную роль не только в собственном краю Эллады, называемом Ионией [19], примерно в центре эгейского побережья Восточной Анатолии. (Ликия, лежавшая к югу от Ионии, и Меония – обычно это считается другим названием области, более известной как Лидия, – строго к востоку, были поначалу скорее негреческими, нежели греческими.) Однако, помимо прочего, влияние Милета распространялось вглубь и вширь еще и благодаря его участию даже не в одном, а в двух этапах греческой эмиграции и колонизации. Знаменательное упоминание о нем в гомеровском гимне, содержащееся в той его части, которая посвящена Аполлону Дельфийскому, вряд ли появилось здесь случайно, поскольку Аполлон Дельфийский в отличие от Аполлона Делосского, чествуемого в первой части, был божественным покровителем греческой колонизации, – мощная волна ее, которая поднялась в середине VIII в. до н.э., продолжалась примерно до середины VI в. до н.э. – наиболее важная из греческих диаспор («диаспора» по-гречески «рассеяние») до завоеваний Александра Великого в Азии и Северной Африке в 330–320-х гг. до н.э.

Место, на котором вырос Милет, было заселено задолго до VIII столетия до н.э. Уже в предысторические времена бронзового века минойцы с Крита и в особенности микенские греки с материка серьезно обозначили здесь свое присутствие, и есть основания предполагать, что место, которое в хеттских текстах XIII в. до н.э. именуется Миллавандой, расположенной в сфере влияния Аххиявы (Ахайи?), является городом, известным в историческое время как Милет. Затем после катаклизмов, которые затронули эту часть Средиземноморья в первые десятилетия XII в. до н.э., они оказались в самой гуще движения греков из материковой Греции на восток через Эгейское море в Малую Азию в XII и XI столетиях до н.э. Историки обычно называют эти процессы ионийской миграцией – ионийской потому, что эти края, известные как «Иония» (первоначально «Иавония»), притягивали к себе переселенцев, хотя другие двинулись намного дальше, на востоке – до самого Кипра, и поскольку сформировавшийся диалект греческого языка стал называться ионийским. Слово «миграция» используется для того, чтобы отличить этот процесс от «колонизационного» движения, о котором шла речь в конце предыдущего абзаца.