История Древнего Рима в биографиях - [8]

Царь Тарквиний не желал так легко выпустить из рук свое потерянное достояние и начал придумывать средства и пути, как бы снова возвратиться в город. Сперва он попытался сделать это посредством хитрости. Он отправил послов в Рим, которым поручил, не упоминая о его желании возвратиться, требовать только выдачи его имущества. Между тем как в сенате шли совещания и прения по этому делу, послы завязали с некоторыми знатными гражданами новые отношения, имевшие целью ниспровергнуть новый порядок вещей и снова возвратить в Рим царскую фамилию. Главными и деятельнейшими заговорщиками были братья Вителлии и братья Аквиллии; первые были близкие родственники Брута, женатого на их сестре Вителлии; Аквиллии были племянниками консула Коллатина. Стараниями этих людей в заговор было вовлечено еще значительное число знатных юношей, которые прежде были дружны с сыновьями Тарквиния и, недовольные новым порядком, жаждали возвращения прежней веселой жизни, какую они вели с молодыми Тарквиниями. Даже сыновья Брута, Тит и Тиберий, последовали увещеваниям своих дядей и приняли участие в преступных замыслах.

Между тем в сенате было решено выдать Тарквинию его имущество, и посланники воспользовались тем сроком, который был предоставлен им консулами для получения этих имуществ, чтобы вести дальнейшие переговоры с заговорщиками. Вечером накануне своего отъезда они собрались вместе с этими последними на ужин в доме Вителлиев; тут много говорилось о составленном плане и посланникам были переданы также письма заговорщиков к Тарквинию. Все присутствующие считали себя в совершенной безопасности. Но один раб, по имени Виндиций, слышал все, видел передачу писем и тотчас же уведомил обо всем обоих консулов. Консулы арестовали посланников и заговорщиков, и так как найденные письма подтвердили показание раба, то изменников тотчас же заковали в цепи. Несмотря на то, что посланники злоупотребили своими посольскими правами, их выпустили беспрепятственно из города, но царского имущества не возвратили. Сенат отдал это имущество на расхищение народу для того, чтобы этот последний, сделавшись участником в ограблении царской фамилии, потерял всякую надежду, когда бы, то ни было помириться с ней. Поле между Капитолием и Тибром, тоже принадлежавшее Тарквинию, было посвящено богу Марсу и с тех пор называлось Марсовым полем (campus Marcius). В то время, как рассказывают, это поле было покрыто хлебом, совсем готовым для жатвы, но так как народ боялся потреблять плоды земли, посвященной богу, то колосья вместе с находившимися в них зернами бросили в реку. Вся эта масса осталась в воде, и гак как впоследствии к ней пристал в большом изобилии ил, то из этого образовался священный остров Тибра, который потом соединили с городом мостами и украсили храмами, колоннадами и публичными садами.

За расхищением царских имуществ последовали обвинения и казни изменников. Сенат и весь народ собрались на площади, оба консула сидели на своих судейских креслах, окруженные ликторами, державшими фасции-топорики в связках прутьев; юноши-заговорщики, в числе которых были и сыновья Брута, стояли привязанные к столбам, ожидая приговора Брута, так как он в этот день председательствовал на суде. В Бруте жил такой истинно римский дух, какого не было ни в ком из его сограждан. Преступление его сыновей было очевидно, они сами не отрицали своей вины. Выбора не оставалось никакого. «Ликторы, – сказал Брут, исполняйте свою обязанность». И ликторы схватили юношей, сорвали с них платье, связали им на спине руки и стали бить розгами; потом повалили на землю и секирами отрубили головы. Брут сидел неподвижно на своем судейском кресле и без внешних признаков скорби смотрел, как истекали кровью его сыновья, бывшие единственной надеждой его дома. Потом, закрыв голову и лицо, он удалился с места казни; то, что было для него дороже всего на свете, он принес в жертву свободе и отечеству. Остальные заговорщики были осуждены на смерть собравшимся на площади народом. Когда заговорщики получили возмездие, награда другого рода была дана рабу, открывшему заговор. Его торжественно объявили свободным и дали ему все права римского гражданина. По этому случаю, как говорят, такая торжественная (судебная) форма обращения в свободное состояние получила название «vindicta»; но кто знает ход легенды, тому известно, что, наоборот, от слова «vindicta» этот первый отпущенный на свободу раб получил в легенде свое имя Виндиция.

Тарквиний, увидев, что хитрость и измена ему не удались, вознамерился возвратить себе господство силой оружия. Он стал объезжать города Этрурии и просил помощи. Жители городов Тарквиниев и Вейев снарядили для него войско; первые потому, что он носил название их города и был с ними в родстве, вторые – в надежде отомстить под предводительством римлянина за многие поражения, понесенные ими в прежнее время от римского народа. Когда они вторглись в римские владения, навстречу им двинулось римское войско под предводительством обоих консулов. Оно устроилось в боевом порядке на двух священных местах, из которых одно называлось Арсийский лес, а другое – Эзовиев луг. Валерий вел пехоту, расположенную четырехугольником, а впереди, рекогносцируя, шел Крут во главе конницы; таким же точно образом двигалась и неприятельская армия: Арунс Тарквиний составлял с конницей авангард, а царь Тарквинский следовал за ним с пехотой. Как только Арунс увидел своего смертельного врага, сопровождаемого ликторами, во главе неприятельской конницы, он воскликнул в сильном гневе: Вот он, человек, изгнавший нас из отечества! Смотрите, как надменно скачет он на коне, украшенный нашими знаками отличия! О, боги, защитники царей, помогите мне!» С этими словами он пришпорил лошадь и помчался прямо на консула. Брут понял, что речь шла о нем, и, воспламененный такой же ненавистью, ринулся в бой. В порыве озлобления ни один из них не думал о самосохранении; каждому хотелось только поразить врага. Они столкнулись со всего размаха, пронзили копьем щит и грудь друг друга и оба упали в предсмертных муках с лошадей. Это был зловещий пролог битвы. Скоро вслед за тем началась кровопролитная схватка конницы и пехоты. Победа склонялась то на ту, то на другую сторону, пока наконец, буря не разъединила озлобленные войска. Каждое из них удалилось в свой лагерь, не зная, кто победил; потери с обеих сторон служили для каждой из них доказательством скорее поражения, чем победы. С наступлением ночи в обоих лагерях водворилась тишина; но вдруг в Арсийском лесу поднялся шум и чей-то громкий голос возвестил, что со стороны этрусков в битве пало одним человеком больше, чем у римлян, и что эти последние, таким образом, победили. То был голос лесного бога Сильвана, который имел способность повергать в панический ужас самое храброе войско. Страх до такой степени овладел этрусками, что они стремительно оставили свой лагерь и бросились в бегство; но римляне погнались за ними с победоносными криками, взяли в плен не менее пяти тысяч человек и завладели богатой добычей, оставленной в лагере. Павших оказалось на стороне врага 11 300, а у римлян одним человеком меньше.