История «Бродячей собаки». Золотая тусовка Серебряного века - [12]
"Кавказская неделя", как и многие мероприятия в "Бродячей собаке", имела резонансный успех, и Пронин со товарищами на этой волне собрались было в мае провести "Индусскую неделю", где в центре внимания стал бы индусский музыкант-популяризатор Инаят-Хан со своим инструментально-вокальным квартетом. Инаят-Хан произвел фурор в Москве, исполняя духовные и народные индийские песни. Однако организаторы столкнулись с рядом препятствий, оказавшихся непреодолимыми, и "Индусская неделя" не состоялась. Так что, хотя Инаят-Хан и провел в Петербурге почти весь месяц май 1914 г., относительно индийской духовной музыки петербургская публика осталась недопросвещенной.
Но вообще, на ниве просвещения "собачники" трудились, сколь могли. Доклады и лекции проходили регулярно, с большим или меньшим успехом. Кузмин, например, был огорчен материальным провалом своей лекции о современной литературе, состоявшейся 13 апреля 1914 года: он получил всего 23 рубля. Месяцем раньше французский поэт-символист Поль Фор за три лекции отхватил около трехсот рублей. Еще раньше, в феврале, лекции в "Бродячей собаке" читал итальянский футурист Маринетти, и его доход тоже обозначался трехзначной цифрою. На этом фоне обида Кузмина понятна, не правда ли?
А вот филолог Александр Смирнов, будущий профессор Ленинградского университета, успех деньгами не мерял. 22 декабря 1913 года он читал доклад о симультанизме и остался очень доволен:
Имел довольно большой успех. Было 160человек народу, всякого сорта... для маленького помещения сборище было громадное.
Результатами последовавшего диспута, весьма бурного, Смирнов тоже был удовлетворен:
Я изобличил всю скудость ума этих дураков. Какое сладкое чувство борьбы против идиотизма. Вы скажете, что эта диалектика не имела отношения к делу? Да, но она была важна для успеха. Публика видела, что я умнее их и след<овательно>, мое дело — правое. Это психологически было важно.
Факт тот, что напр<имер>, для выставки Delaunay здесь почва подготовлена. Чувствую, что сделал все, что мог!
Выставка Сони Делоне, впрочем, так никогда и не состоялась в Петербурге.
Зато в начале января 1914 года состоялся костюмированный вечер "Собачья карусель". Николай Сергеевич Кругликов, действительный статский советник, инженер, поэт и меценат, нарядился в костюм шекспировской эпохи. Иван Антонович Гранди, итальянский карикатурист и театральный художник, надел странное одеяния в духе средневекового японского костюма. Ольга Судейкина блистала в белом балахоне, а баронесса Клейст пришла в "стильном платье" с накидкой. Газета «Биржевые ведомости» живописала:
Художник Судейкин с товарищами все стены завесил бумагой и так их славно размалевал, что бродившая между столиками живая лохматая собака все время лаяла, вызывая подражателей среди публики и поддерживая веселое настроение... Эстраду задекорировали растениями и лампочками. И в общем, вместе со сверхоригинальными костюмами в публике получилось нечто совершенно новое для петербургского глаза, свежее и молодое. На вечере баронесса Клейст исполняла восточные танцы под зурну... На вечере присутствовала Т. П. Карсавина.
За год до этого, в январе 1913, в "Бродячей собаке" чтили память директора Пробирной Палатки, действительного статского советника, автора стихов, басен, пьес и афоризмов Козьмы Петровича Пруткова, который, согласно "официальным биографическим данным", скончался 13 января 1863 г. На этом вечере всеобщее внимание привлекала "некая Поликсена Сергеевна", которая нарядилась в генеральский мундир, остригла волосы и, не отвлекаясь, смотрела на корень хрена, держа его перед глазами. Таким образом она будто бы выполняла известный завет Козьмы Петровича.
Такие околотеатральные затеи случались в "Собаке" постоянно. А вот действительно театральное событие там произошло чуть не единственный раз - в ночь с 6 на 7 января 1913 года. Речь о постановке "Вертеп кукольный. Рождественская мистерия".
Музыкальную пьесу Кузмина, написанную специально для представления в "Бродячей собаке", взялся ставить Миклашевский. Миклашевский, надо заметить, работал тогда в "Старинном театре", где на практике постигали этику и эстетику средневековой драматургии. Так что ироничная стилизация Кузмина попала в умелые руки: Миклашевский понимал и чувствовал, как следует сценографировать народный стих. Оформленная Судейкиным, получилась, по словам Евреинова, "«умилительная наивность, пленительная и для безбожников, и для верующих, для старых людей и для малых детей».
Судейкин был подлинно театральным художником. Как никто, он умел загримировать пространство, насыщая действо дополнительными смыслами, визуализируя скрытые эмоции. Памятно было, как "на башне" у Иванова в 1910 г. Судейкин оформил спектакль "Поклонение кресту", используя для этого "тысячи аршин" разных тканей:
Весь фон сцены был заткан, завешен, закрыт бесконечными развернутыми, разложенными, перегнутыми, сбитыми и пышно вбитыми свитками тысяч аршин тканей, разных, но преимущественно красных и черных цветов. В квартире Вячеслава Иванова хранились вот такие колоссальные куски и штуки, старинных и не очень старинных, материй. Тут были всякие сукна, бархаты, шелка. Очевидно, покойная Лидия Дмитриевна питала особую страсть к их собиранию. Большинство было съедено молью; в виде платья — это было бы совершенно неприемлемо, но в виде драпировок — прекрасно. Изобилие материй пленило Судейкина; наворотивши вороха тканей, он создал настоящий пир для взора. Истинную постановку в . сукнах, в квинтэссенции сукон и шелков. Он же соорудил и особенно пышный занавес — вернее, две завесы.
