История болезни. В попытках быть счастливой - [53]

25 марта . “Я люблю в Питере архитектуру и музеи, – сказал мой дядюшка, коренной петербуржец. – И очень не люблю то отвратительное мракобесие, которое из моего города исходит порой”.

Дядюшка имел в виду подписанный г. Полтавченко закон о запрете пропаганды гомосексуализма и педофилии.

Закон этот, во-первых, нелогичный, а во-вторых, просто диковатый. За мужеложство уголовного наказания нет уже давно, а педофилия, с которой гомосексуализм объединен в одном законе, одно из самых страшных преступлений. Я могу любить или не любить того или иного гея или лесбиянку. Но это отношение будет вызвано совсем другими факторами: злой человек или добрый, опрятный или нет, эпатирует или скромен. А совсем не их сексуальной ориентацией. А вот ежели человек – педофил, то он для меня не существует как человек. При первой же возможности я настучу на него куда следует, а уж руки не подам никогда.

Ну а относительно понятия “пропаганды” я как профессиональный журналист могу посоветовать питерским коллегам быть очень осторожными. Под понятие “пропаганда” при желании подводится что угодно. Даже простое упоминание. Что делать нам, людям, понимающим все мракобесие этого закона? Подписывать коллективные письма? Дежурить у судов, если и когда кто-то будет подвергаться конкретному преследованию? Просто молчать, стыдливо полагая, что раз мы с обычной сексуальной ориентацией, то нас это не касается? Типа как мне было сказано: ты борешься за права инвалидов – молодец, дело понятное и благородное. А этих не трогай, пускай сами разбираются.

Вот я и не знаю, можно ли бороться за права одних, не обращая внимания на других?

26 марта. Михаил Иванович из какой-то социальной комиссии Мосгордумы – полный сил, холеный даже слишком, уверенный в себе мужчина. На съемках программы про доступный город на “ТВ-3” мне пришлось полемизировать с ним в жесткой форме. Ну не въезжает ответственный товарисч.

Во-первых, он обозвал наши пробеги на инвалидных колясках показухой. Это, конечно, в ответ на мое предложение испытать доступность московских дорог на собственном опыте. Сесть задницей в коляску. Показуха, видите ли. Во-вторых, с жаром рассказывая о строительстве новых реабилитационных центров, он выдал следующее: “Вот представляете, жил он, молодой, красивый, богатый, а потом в один день попал в автокатастрофу и сломал себе спину. Все, жизнь закончилась!”

“Ну и придурок, – подумала я. – Вот сейчас, Михал Иваныч, вы полную глупость сказали. Жизнь не закончилась, она просто изменилась. Бывает, кстати, что некоторым это очень прочищает мозги”.

И про новый реабилитационный центр на Лодочной. Очень дорого. Делали здоровые для себя.

25 марта. Друзья мои, весь Татарстан на выборах голосовал за Путина. На моем семинаре “Я думаю” в прошедшие выходные была довольно представительная выборка из Казани и Набережных Челнов. Абсолютно уверены, что это Путин сделал их жизнь лучше. Ссылка на милицию и смерть от изнасилования бутылкой из-под шампанского заставила розовощеких юношей погрустнеть.

Девочка из Красноярска сама работала в штабе Путина. Но то ли делала это чисто за деньги, то ли такого там насмотрелась, что весь мой либеральный пафос встречал явное понимание с ее стороны. А может, она владеет НЛП и умеет “присоединяться”?

Парнишка из Вятки недоумевал, почему оппозиция требует вернуть выборы губернаторов. Вот им назначили очень приличного человека. А выбрали бы черт-те кого. И в соседней Перми тоже хороший мужик. Коллеги из Екатеринбурга почти взвыли. Видно, им Мишарин как-то не очень.

А девочка Карина поступила в Москве во ВГИК и теперь хочет снимать документальное кино про наш семинар.

Саша из саратовского “Яблока” готов прислать к нам всех своих немногочисленных коллег. Потому что наш семинар – это то, что нужно молодежи из “измученного Володиным” города. Это цитата.

Черноволосая деточка из Марий Эл очень хочет в муниципальные органы.

Наташа из Орла так лучезарно улыбалась, что я не помню, о чем она спрашивала.

26 марта. Я в Новосибирске второй раз. Первый был в апреле 1986 года. Двадцать шесть лет назад. Апрель, холодно было очень. Посреди Академгородка на морозе с истинно купеческой роскошью бил фонтан.

В общежитии, где мы жили, прибыв на конференцию под забойным названием “Студент и научно-технический прогресс”, утомленная сменой времени группа студентов экономического факультета МГУ, немало выпив, устроила некоторый дебош. Из соседней комнаты пришел милый мальчик в клетчатой рубашке, застегнутой на вороте на последнюю пуговицу, и потребовал прекратить бардак. Если не прекратим, он обещал написать о нашем мерзком поведении в ректорат. По-моему, его звали Саша. Мы позвали его выпить с нами, но он отказался. А поскольку шум и гам продолжился, то он написал. Прям написал донос, который потом переслали в Москву. А поскольку время было для дебоша неблагоприятное, действовал сухой закон им. Егора Кузьмича Лигачева, то некоторые из нас имели суровые неприятности.

Саше, как выяснилось потом, я очень понравилась. Как красивая девушка, а не как дебошир. Он даже написал мне несколько писем про любовь.