История биологии с древнейших времен до начала XX века - [129]

Древо жизни по Э.И. Эйхвальду. 1829.

В начале и, особенно в середине 30-х годов XIX в. наряду с общими, в значительной мере натурфилософскими, рассуждениями о развитии природы мы встречаем отдельные попытки рассматривать эволюцию как конкретный процесс видообразования. Этот поворот намечается уже в некоторых работах М.А. Максимовича и получает отчетливое выражение в сочинении К.М. Бэра «Всеобщий закон развития природы» (1834).

В книге «Систематика растений» (1831) Максимович писал, что «степени сродства» существуют не только «в нашем воображении», но отражают реальные связи в природе. Он подчеркнул различия между «сродством» и «подобием» («киты подобны рыбам, но сродны зверям»). Виды — реальные группировки, обладающие устойчивыми свойствами, а не только категории, принимаемые нами для удобства систематизации. «Но в строгом смысле, — писал он, — в природе не бывает двух особей точь-в-точь одинаковых»[164]. Если такие особи попадают в различные условия, они дают начало разновидностям, которые тем более отличаются друг от друга, чем более различаются условия, в которых они произрастают. Количество разновидностей особенно велико у видов, распространенных на больших пространствах. По-видимому, заключает Максимович, виды «суть только давно происшедшие и постоянные разности»[165]. Здесь, как мы видим, речь идет уже не о развитии вообще, а о вполне определенных представлениях об изменчивости видов.

Значительно дальше в этом направлении в середине 30-х годов продвинулся К.М. Бэр. Мысль этого выдающегося ученого билась над проблемой развития природы с самого начала его научной деятельности. Однако в 20-е годы он не пришел еще к определенному выводу. В понятия «сродство» и «переходные формы», которые он широко употреблял в эти годы, он не вкладывал эволюционного, филогенетического содержания. Не привели его к признанию эволюции и его эмбриологические исследования, объективно давшие столь богатый материал для доказательства Эволюции. Более того, убедившись в ошибочности представления о том, что зародыш в своем развитии повторяет взрослые формы последовательного ряда животных, и полагая, что это представление является логическим следствием признания эволюции, он в своем главном труде «История развития животных» (1828) отверг учение об эволюции, как неправильное. Однако уже вскоре, в работе «Всеобщий закон развития природы» (1834) на основе анализа данных о географическом размещении животных, данных палеонтологии, систематики и сведений об изменчивости животных в домашнем состоянии, он не только пришел к выводу об эволюции органического мира, но признал проблему эволюции отправным моментом биологических исследований. Эта работа была наиболее глубоким систематическим изложением и обоснованием учения об эволюции в период между Ламарком и Рулье. Интересно, однако, что и в ней среди фактов, подтверждающих изменчивость видов, он не упомянул данные эмбриологии.

Бэр не считал доказанной эволюцию от низших до самых высших форм. Он допускал лишь превращение видов в пределах семейства, но не исключал, что в дальнейшем будет доказана эволюция и в более широких пределах. Он разделял к тому времени уже широко распространенное мнение, что главным направлением эволюции является развитие от простого к сложному, и впервые обосновал критерий высоты организации, которым считал степень дифференциации органов. Он же впервые обратил внимание на два других важных направления эволюции — усовершенствование строения в последовательном ряду форм, обеспечивающее увеличение подвижности, и увеличение размеров головного мозга относительно общей массы тела. Последний вывод до сих пор связывают обычно исключительно с работами Э. Лартэ и О. Марша.

Что касается причин изменчивости и развития органических форм, то взгляды Бэра по этим вопросам были весьма противоречивы. Во всех случаях, когда он рассматривал эти вопросы как естествоиспытатель, он сводил их к взаимодействию организмов с внешней средой. Он видел устойчивость организмов к внешним влияниям, отвергал наследование изменений, вызванных случайными внезапными воздействиями, таких, например, как потеря пальцев, ушей, хвостов, рогов и т. п. в результате травм. «Напротив, — писал он, — каждое возникшее при образовании самой особи уклонение от норм передается дальше при размножении… Если таким образом измененные внешние влияния изменяют способ питания, то они должны воздействовать и на размножение, и чем далее это влияние продолжалось в течение ряда поколений, с тем большею силою действует оно и на последующие поколения, даже если само это влияние уже прекратилось»[166]. Однако, как только Бэр переходил от рассмотрения причин изменчивости организмов к вопросу о движущих причинах развития от низшего к высшему, он покидал почву естествознания и видел эти причины в особой, имманентно присущей природе «целестремительности». Идеалистическая система взглядов, которой придерживался Бэр в общих философских вопросах, помешала ему в дальнейшем принять теорию Ч. Дарвина; он выступил против учения об отборе как главном факторе эволюции, хотя и не отказался от самой идеи эволюции. Любопытно, что еще в 1850 г. Бэр обсуждал возможность объяснения эволюции с помощью отбора, но отверг такое объяснение как материалистическое.