История балета. Ангелы Аполлона - [13]

.

В то же время Академия представляла собой проблему. Ведь танец был не только своеобразным «боевым искусством» аристократии и королей, но и давно сложившейся профессией: танцовщики (даже королевские) по традиции входили в братство Confrérie de Saint-Julien des Ménétriers; образованное в 1321 году, оно также обслуживало музыкантов, жонглеров и акробатов. Братство (или конфрерия, или цех) контролировало доступ к профессии и определяло льготы для своих членов, и танцовщики должны были так или иначе отметиться в нем, чтобы заручиться полномочиями, необходимыми для устройства на хорошее место. Членство же в новой Королевской академии танца, наоборот, было привилегией (или дарованным королем «частным правом»), а значит, прямым вызовом авторитету братства. На самом деле тринадцать человек, назначенных Людовиком, были не просто танцмейстерами: они называли себя «старейшинами» и являлись учителями танцев королевы, дофина, брата короля и позднее – самого короля. Как членам Академии им был дарован особый допуск к королю и – самое важное – освобождение от налогов и обязательств перед братством, помимо уймы прочих сборов и пошлин. Как и множество придворных, получавших вознаграждение, эти танцовщики считались «людьми короля» и своим статусом (как и благосостоянием) были обязаны его покровительству. Это была настоящая синекура для ловкачей¹⁷.

Как можно представить, члены конфрерии нашли это возмутительным. В целой серии категорично написанных памфлетов, включая тот, что был сочинен предводителем братства, противники новой Академии заняли позицию превосходства и обвинили ее членов в отчуждении танца от музыки, что лишало его всяческого смысла. Сама идея о том, что Академия танца может существовать вне гильдии музыкантов, говорили они, – ошибочна и глубоко оскорбительна. Ведь танец является визуальным отражением музыки, а сама она есть выражение небесных созвучий (поэты «Плеяды» считали так же). Взаимосвязь между танцем и музыкой «построена по образу божественной гармонии и потому должна продолжаться до тех пор, пока существует этот мир». Действительно, танцмейстеров долгое время готовили как скрипачей с тем, чтобы они могли себе аккомпанировать и в ряде случаев сочинять арии, и их искусство считалось своего рода ответвлением от музыки¹⁸.

Однако сторонники Академии отмечали, что на деле танец перерос музыку. Новые цели, поставленные перед ним, заключались-де в том, чтобы возвысить знать для служения своему королю. Музыка – не больше, чем аккомпанемент, а самодостаточность и превосходство танца очевидны: учителя танцев, если на то пошло, прекрасно сложены и изящны, а скрипач может быть «слепым, горбатым или одноногим, что никак не вредит его искусству». Впрочем, исход этой шумихи не вызывал сомнений. В 1663 году в Gazette появилась заметка, что «скрипачи глубоко возмущены и единодушно выступили против нового учреждения, но их дело было отклонено»¹⁹.

Наступили разительные перемены: самые привилегированные балетмейстеры стали во Франции (по крайней мере формально) скорее царедворцами, чем музыкантами, а задача у них была – отточить навыки этикета и освоить тонкости, которых требует благородное происхождение. Благодаря Людовику зародился спрос на профессию. Так как манеры и внешние данные стали считаться признаком врожденного аристократизма, придворные очень старались выглядеть и держаться «благородно», и балетмейстеры превратились в жизненно важное «дополнение». Неумение танцевать стало при дворе не просто постыдным, а невероятно унизительным недостатком – такого масштаба, что нам сегодня трудно понять.

Герцог де Сен-Симон, отличавшийся честолюбием и столько же – недоброжелательностью, описал в мемуарах ужасный случай, произошедший с юным Монброном – амбициозным вельможей, который имел несчастье неловко танцевать в присутствии короля. Похваставшись своими способностями к танцу, Монброн был подвергнут испытанию, однако споткнулся и потерял равновесие. Чтобы «сохранить лицо», он «принял жеманную позу и высоко вскинул руки», но это вызвало смех. Сконфуженный и испуганный, он умолял дать ему второй шанс, но, несмотря на все старания, был изгнан из зала. Некоторое время бедный Монброн не осмеливался показаться при дворе… Пожалуй, неудивительно, что, по имеющимся данным, в 1660-х годах в Париже было более двухсот танцевальных школ, где обучались молодые аристократы – во избежание подобного нарушения этикета²⁰.

Кто же обучал балету? Пьер Бошан, как пример потрясающей истории успеха, происходил из семьи танцовщиков и скрипачей, его отец числился придворным музыкантом. Один из четырнадцати детей, он был обучен игре на скрипке и танцам. Выросший в скромном мире ремесленников, юноша жаждал попасть в королевский дворец. Его мастерство, обходительность и образованность получили широкую известность, и в 1661 году он стал танцмейстером короля, а позднее возглавил Королевскую академию танца (пост, который он занимал помимо других престижных должностей). Бошану была поручена роль «дублера» короля – нередко он заменял Его Величество в танцах, когда тот был не расположен выходить на паркет. Он стал состоятельным человеком, который мог похвастаться прекрасной коллекцией итальянского изобразительного искусства.