История афинской демократии - [114]
Как бы то ни было, суть переворота 411 г. заключалась в установлении олигархического Совета Четырехсот. Если 5000 даже и были намечены или список их составлен, они потом были совершенно оттеснены Четырьмястами, не созывались и фактически не имели никакого значения; Четыреста, по выражению Аристотеля, все сами делали и ничего не предоставляли на решение 5000 (Ath. Pol., 33).
Мы видели, что даже некоторые честные патриоты, искренние демократы не видели другого исхода, и дело заговора, заправляемое многими и притом даровитыми людьми, не могло не иметь успеха, говорит Фукидид. Явное и самое ревностное участие в нем принимал Писандр, затем Фриних, который, после того как мысль о возвращении Алкивиада была оставлена олигархами, решительно примкнул к ним. Вдохновителем же и душой переворота, главным его руководителем, составившим план, лицом, которому олигархи больше всего обязаны были успехом предприятия, был оратор Антифонт, в то время уже семидесятилетний старик, по отзыву Фукидида, никому из современников не уступавший в личной нравственности, сильный умом и прекрасно владевший словом. Перед народом или на суде он добровольно не выступал, так как народ относился к нему подозрительно вследствие славы его красноречия, но тому, кто имел дело в суде или в народном собрании, он больше всякого другого в состоянии был помочь. После низвержения олигархии Четырехсот Антифонт произнес в свою защиту речь[318] «лучшую, какая только мне известна», говорит Фукидид. Это – «теоретик олигархии» (Эд. Мейер). Антифонт, Писандр, Фриних и некоторые другие являлись крайними олигархами, радикалами в этом направлении. Но были среди Четырехсот и более умеренные. Между ними выдавался Ферамен, о котором еще придется подробнее говорить, сын пробула Гагнона, ученик софиста Продика, человек, тоже «сильный словом и умом», по отзыву Фукидида. Сравнительная умеренность не мешала, однако, Ферамену быть «в числе первых при низвержении демократии».
Но все же создание олигархов оказалось эфемерным, не имеющим почвы. Владычество Четырехсот не продержалось и четырех месяцев.
Они начали с того, что, вступив в совет, булевтерий, избрали по жребию пританов из своей среды, выбрали стратегов и многое изменили в демократическом строе, но изгнанных во времена демократии не возвратили, чтобы не возвращать Алкивиада. Государством они правили посредством насилия; нескольких неудобных для них лиц умертвили, других заточили или сослали. Афиняне нуждались в мире, и надежда на то, что олигархия скорее всего может дать его, немало способствовала успеху переворота. Но эта надежда не оправдалась. Олигархи, правда, обратились с мирными предложениями сначала к спартанскому царю Агису, находившемуся в Декелее, а когда тот, не веря, чтобы «народ так скоро отказался от древней свободы», отнесся отрицательно к этим предложениям и даже подступил было с войском к Афинам, они отправили посольство в Спарту. Однако и здесь мира они не достигли: по словам Аристотеля (Ath. Pol., 32), лакедемоняне требовали, чтобы афиняне отказались от господства на море. Открыто согласиться на это не могли даже олигархи.
Еще большим ударом для олигархов было то, что произошло у Самоса. Замышлявшийся в среде самосцев олигархический заговор не удался; дело ограничилось политическим убийством, жертвой которого сделался афинский демагог Гипербол, преданный, как мы видели, остракизму и живший на Самосе. С помощью афинского войска самосские демократы победили, а когда до этого войска дошли вести о перевороте в Афинах, то оно не признало его: оно взволновалось, низложило стратегов и подозрительных триерархов, избрало на их место других и обязало себя торжественной клятвой оставаться верным демократии, держаться единодушно, продолжать войну, считать Четыреста за врагов и не сноситься с ними. Клятву эту вынуждены были дать и бывшие в войске олигархи. Войско и флот у Самоса смотрели на себя как на истинные Афины, как на защитников законного строя. Душой этого и главными деятелями тут были триерарх Фрасибул и гоплит Фрасилл, избранные в число стратегов на место низложенных. По предложению Фрасибула был призван Алкивиад. Провозглашенный стратегом, он стал во главе войска и поднял его дух. Послам от Четырехсот, явившимся с уверением, что переворот совершен на пользу государства и что участие в делах принадлежит 5000, а в большем числе афиняне никогда и не собирались вследствие походов и занятий за пределами Атаки, Алкивиад объявил, что он правлению 5000 не противится, но Четыреста надо удалить, восстановить Совет 500, держаться твердо и продолжать войну. Войско порывалось идти прямо на Пирей и Афины для низвержения олигархии, но Алкивиад решительно восстал против такого похода, и Фукидид признает это его первой величайшей заслугой (VIII, 86), так как только один Алкивиад в состоянии был удержать войско и так как поход на Пирей повел бы за собой утрату Ионии, Геллеспонта, Босфора.
