История афинской демократии - [102]

Сухопутные силы, гоплиты, в плохом состоянии у афинян; но афиняне владычествуют на море, а союзники, населяющие острова и разделяемые морем, не могут соединиться; города же на материке повинуются Афинам, большие – из страха, малые – по нужде. И автор распространяется о тех преимуществах, которые доставляет господство на море. Его слова отчасти мы уже приводили раньше, когда говорили о богатстве Афин, куда сходятся продукты из разных стран. По его мнению, в положении афинян есть только один недостаток – они не на острове. Если бы, властвуя на море, они населяли остров, то могли бы другим причинять вред, когда бы хотели, а их страна не подвергалась бы нашествию неприятеля и опустошению. Тогда они не опасались бы, что их город может быть предан олигархами неприятелю или что подымутся восстания в надежде на иноземную помощь, которая может быть приведена по суше. Но так как афиняне живут не на острове, то они делают следующее: имущество свозят на острова, полагаясь на свое морское владычество; Аттику же предают на разорение, зная, что если они ее пожалеют, то лишатся других, еще больших благ. Таким образом, этот олигарх оправдывает Периклов план войны. Тут же он делает замечание, которое было уже приведено, именно, что земледельцы и богатые больше боятся неприятеля; демос же не боится, зная, что он в безопасности и что у него нечего жечь и истреблять.

Пропускаем ряд других замечаний трактата, в том числе и касающихся комедии, запрещения осмеивать демос, но не отдельных лиц. Автор утверждает, что афинский народ знает, какие граждане «хорошие» и какие «дурные», но он любит тех, кто ему близок и полезен, хотя бы то были и дурные, а «хороших» ненавидит тем сильнее, что, по его мнению, у этих хороших доблесть направлена не на добро, а на зло по отношению к демосу.

Олигарх этот прощает демосу его демократию, ибо «простительно каждому благодетельствовать самому себе»; но если кто не из народа предпочитает жить в демократическом государстве, а не в олигархическом, тот в его глазах заведомо готовится совершать несправедливость, рассчитывая, что в демократическом государстве дурному укрыться легче, чем в олигархическом.

Итак, повторяет автор, он не одобряет образа правления Афинского государства, но раз афиняне решили управляться демократически, они, по его мнению, хорошо поддерживают демократию указанными способами.

Но некоторые порицают афинян за то, что трудно в Афинах, даже просидев там год, добиться чего-либо от совета или от демоса. Но это, по словам даже олигарха, происходит не по какой-либо иной причине, как потому, что афиняне вследствие множества дел не в состоянии их рассмотреть. Во-первых, у них столько праздников, сколько ни в одном другом греческом государстве; во-вторых, приходится разбирать столько тяжб, жалоб и отчетов, сколько не разбирает все человечество. Некоторые, правда, утверждают, что если кто явится в совет или к народу с деньгами, тот добьется своего. Автор соглашается, что в Афинах с деньгами многого можно достичь, но он утверждает, что исполнить просьбы всех афиняне не в состоянии, сколько бы золота и серебра им ни давали; и он перечисляет при этом важнейшие дела, обыкновенно подлежавшие рассмотрению. «Думаете, что не все их надо решать? Пусть кто-нибудь укажет, что именно. А если все их решать, то надо решать каждый год». Скажут, что судей нужно меньше; но в таком случае легче будет вступать в соглашение с судьями и подкупать их, так что судить будут менее справедливо.

Вообще автор того мнения, что в Афинах нельзя иначе вести дела, чем так, как они ведутся; можно слегка что-либо убавить или прибавить, но многого нельзя трогать, не разрушая вместе с тем демократии. Можно многое придумать, чтобы государственный строй был лучше; но чтобы существовала демократия и вместе с тем правление было лучше, это придумать нелегко.

В конце трактата находим замечания по поводу того, что афиняне при восстаниях в городах принимают сторону «худших». Но автор полагает, что они делают это с намерением: если бы они принимали сторону «лучших», то поддерживали бы не тех, кто им сочувствует. Ни в одном городе «лучшие», т. е. аристократы, не благоволят демосу, но «самые худшие» расположены к нему, ибо «подобный всегда благоволит подобному» («свой своему поневоле брат»). И когда афиняне принимали сторону лучших, из этого для них не выходило ничего хорошего.

Из остальных замечаний отметим свидетельство этого олигарха о том, что в Афинах были случаи несправедливого лишения чести или прав, но таких случаев немного.

Таково, в общих чертах, содержание этого небольшого, но во многих отношениях любопытного произведения, являющегося вместе с тем древнейшим памятником аттической литературной прозы и первым дошедшим до нас политическим памфлетом. В нем есть неточности, преувеличения и противоречия; сам текст далеко не безупречен[281]. Но в общем автор прекрасно показывает, как сама сила вещей заставляет афинян поступать так, как они поступают, и выясняет внутреннюю, неразрывную связь между состоянием общества, демократическими учреждениями и демократической политикой, между развитием демократии и ростом морского могущества. Он старается понять эту, в сущности ненавистную ему, демократию, понять причины и условия ее прочности и выставляет на вид глубокую целесообразность ее учреждений и принимаемых афинянами мер. Он выводит из более общих причин те черты и явления, которые его современникам и единомышленникам казались случайными или результатом произвола. Трактат этот – плод борьбы политических партий и мнений. Он отличается подчас макиавеллистическим тоном. По-видимому, автор вполне объективно рассматривает афинскую демократию; но местами, наряду с этим внешним спокойствием и опровержением как бы неосновательных обвинений против афинского демоса, проявляется большая страстность, вырываются замечания, полные иронии и злобы, в которых сказывается вся ненависть олигарха к этой демократии. Видимые противоречия в рассматриваемом памфлете тем именно и объясняются, что автор – принципиальный враг демократии: какие-либо отдельные, частичные исправления и изменения в строе, по его мнению, ни к чему не ведут; они бесцельны и невозможны; нужно или принимать эту демократию, как она есть, или же вырвать ее с корнем. Один ученый