История абдеритов - [108]

С другой стороны, то обстоятельство, что я писал историю древних абдеритов как бы сквозь призму абдеритов новых, я использовал так же и для того, чтобы несколько обуздать свою фантазию, которой предоставил вначале полную волю, тщательным образом воздерживался от карикатур и соблюдал в моем повествовании об абдеритах строжайшую справедливость. Ибо я считал себя летописцем древней эпохи все еще процветающего рода, который имел бы полное право отнестись ко мне с неудовольствием, если бы я без основания приписал его предкам что-либо, противоречащее истине».

Итак, «История абдеритов» может с полным правом считаться самой правдивой и самой достоверной историей и именно поэтому может служить точным зеркалом, в котором новые абдериты могут увидеть свой собственный лик – а если они захотят быть честными перед самими собой, – то и обнаружить, насколько схожи они со своими предками. Пока существуют абдериты, – а существовать они будут, по-видимому, достаточно долгое время, – излишне распространяться о пользе этого произведения. Мы хотим только заметить, что оно, между прочим, могло бы принести пользу и в том отношении, что предостерегло бы потомков древних германцев среди нас прежде всего от подозрения, будто они происходят от абдеритов, или от того, чтобы они сами не стали походить на абдеритов из-за чрезмерного восхищения абдеритскими характером и искусством.[385] По весьма многим причинам они мало выиграли бы от этого.

Вот, дорогой читатель, и обещанный ключ к этому достопримечательному оригинальному произведению с прилагаемым при сем заверением, что вы сможете им открыть любой даже самый маленький потайной ящичек. И если кто-нибудь захотел бы вам шепнуть на ухо, что здесь скрывается нечто еще более значительное, то можете быть убеждены – либо он сам не знает, что говорит, либо у него что-то злое на уме.

– Sapientia prima est stultitia caruisse.[386]

Приложения

Р. Ю. Данилевский. Виланд и его «История абдеритов»

Имя Кристофа Мартина Виланда по праву называют в ряду имен классиков немецкой литературы – Лессинга, Гете, Шиллера, Гердера. Однако нынешнему читателю Виланд известен меньше, чем его великие современники. Расцвет литературы в Германии конца XVIII и начала XIX в. действительно был связан прежде всего с их деятельностью. Гете и Шиллер заслонили своим творчеством в сознании последующих поколений сочинения писателя, который был одним из непосредственных предшественников и литературных учителей обоих поэтов. Виланд шел в литературе собственным путем и имеет перед немецкой демократической культурой собственные заслуги.

Наряду с Клопштоком и Лессингом, Виланд вложил свой – и немалый – труд в подготовку того «строительного материала», без которого достижения Гете и Шиллера были бы невозможны, – немецкого литературного языка. Еще молодым человеком, в 60-х годах XVIII в., он достиг в стихотворных повестях такой отточенности стиля, какой до того не знала немецкая поэзия. Вольный ямб и октавы его поэм-сказок легки и звучны, как язык итальянской поэзии. «Нежность, изящество, прозрачность, естественная элегантность», – так отозвался Гете о языке Виланда.[387] Проза Виланда, в которой ясная мысль просветителя сочетается с разнообразнейшими оттенками смеха – от игривого лукавства до бичующей сатиры – немногим уступает прозе Вольтера или Лоуренса Стерна. Виланд преодолел неуклюжесть и ученую громоздкость старого книжного языка, доставшегося немцам в наследство от XVII в.

В лаконичных «Записках о Германии» Ф. Энгельс, перечисляя преобразователей немецкого языка и культуры, назвал и Виланда. «Идея „Человека“ и развитие языка; в 1700 г. – еще варварство, 1750 г. – Лессинг и Кант, а вскоре затем – Гете, Шиллер, Виланд, Гердер, Глюк, Гендель, Моцарт».[388]

Слогу Виланда присуща яркая эмоциональность, выступающая на первый план особенно в поэзии. Писателя знали также как увлекательного повествователя. Была известна и его философская проза. Его сатирой же интересовались сравнительно мало. Казалось бы, все иронические наблюдения, которые сделал Виланд над жизнью современников – феодальных владетелей мелких и мельчайших германских государств, ограниченных и трусливых бюргеров, продажных адвокатов, хитрых попов – все это потеряло значение вместе с ушедшей в прошлое Германией XVIII в. Но, обращаясь к произведениям Виланда, мы обнаруживаем, что многие сатирические персонажи изображены с таким мастерством, которое и сегодня вызывает читательский интерес. Именно сатира являлась той областью творчества, где Виланд не знал себе равных в немецкой литературе его времени. Он был новатором, открывшим неизвестные ранее возможности сатирической прозы.

В творчестве Виланда немецкая сатира приобрела новое качество: общечеловеческий порок был показан как порок социальный, а гротескные маски его носителей получили живые, индивидуальные черты. Виланд создал в немецкой литературе «роман нового типа, где положительные и отрицательные тезисы воплощены не только в рассуждениях, но и в характерах и действиях».[389]

Особенность виландовской сатиры состояла также и в том, что сатира эта не была открытой, прямой насмешкой, привычной для немецкой обличительной литературы, говорившей обычно правду в глаза. Виланд заставлял читательскую мысль работать, искать и усваивать его идеи, искусно вплетенные в пеструю ткань пронизанного юмором повествования. «Таков мой вкус, – признавался писатель, – мои излюбленные характеры – Сократ и Арлекин».