История Аба - [20]

Юноши еще не осмеливались нападать на более крупных животных; лишь иногда они отваживались вступать в борьбу с существовавшим тогда небольшим леопардом или с дикой кошкой; самое большее, на что они решались, это — охотиться на росомах, обладавших очень длинной и оригинально украшенной шерстью, и то лишь потому, что росомаха представляла самое дерзкое изо всех животных небольшого размера; она смело набрасывалась на приманку из мяса и тем давала прекрасную цель для удара копьем. Но росомаха заслуживает большого внимания и в другом отношении. Это грязное, кровожадное животное достойно интереса образованного человека, умеющего руководиться в своих чувствах разумом; в таких неприятных свойствах, как грязь и кровожадность росомахи, виновата природа, но эта же природа наделила ее такой достойной удивления и уважения устойчивостью породы, что через все поколения она прошла без малейшего изменения. И пещерный человек, и древние тевтонцы, когда «hides»[2] были наградой воинам, и римляне, отправлявшиеся на север и знакомившиеся с острыми топорами рейнских народов, и друиды, и англы, и саксы знали ее такой же без изменения, как теперь знают в Европе, Азии и Америке, т. е. почти во всей умеренной северной полосе. Росомаха представляет удивительное явление: время не имело над ней силы; ее кости, находимые в пещерах рядом с костями гиены каменной эпохи, те же самые, что составляют скелет теперешних животных. Подобное животное, не развивающееся и не вырождающееся, производит впечатление аномалии в мире живых существ.

Между тем, оба подрастающих мальчика с каждым днем преуспевали в науке добывать пищу, и одновременно возрастало их значение в семье. Иногда они охотились и порознь, но редко; в лесу, наполненном зверями, они чувствовали себя безопаснее, когда были вдвоем. Впрочем, не все их время тратилось на преследование посильной добычи; им была знакома и семейная жизнь, иногда такая же интересная, как и жизнь вне дома.

Глава XI ДОМАШНИЕ РАБОТЫ [3]

Наступило счастливое время для жителей пещеры, и Абу, теперь развившемуся в необыкновенно крепкого юношу, уже не казались монотонными длинные вечера, проводимые им около домашнего очага; здесь был Мок, старый учитель, так горячо привязанный к нему; здесь ждала интересная работа: нужно было из темных кремневых желваков или осколков обсидиана, с жадностью собиравшихся пещерными жителями во время их странствований, выделать наконечники копий, топоры, грубые ножи и скребки для обработки шкур, — все — предметы первой необходимости. Кремневые желваки, несмотря на небольшую величину, очень часто имели грушевидную форму. Хотя по наружности они казались сплошного строения, образованными из твердейшего материала, но на самом деле состояли из ряда расположенных вокруг центра слоев; и в ловких руках, посредством откалывания или осторожного поддевания, эти слои легко отделялись целиком. Отделенная пластинка камня с внешней стороны была выпукла, а с внутренней вогнута; пластинка, добытая из середины камня, обыкновенно была ровнее и, обработанная надлежащим образом, представляла могучий наконечник для копья. Для тяжелых топоров и молотов часто употреблялись и другие камни, как, например, гранит или кварцевый песчаник. Вообще, производство оружия требовало необыкновенной ловкости и бесконечного терпения. Чтобы получить пластинку кремня симметричной формы, требовалось утонченнейшее понимание направления и силы удара; при каждой вновь отделенной маленькой пластинке, форма всего куска изменялась. Задача состояла в том, чтобы получить пластинку камня с острым концом, возможно массивнее посредине и с острыми краями. В этой деликатной работе обкалывания камня и его отделке все мужчины были неопытны, как дети, по сравнению со старым Моком.

Во время работы Аб всегда вертелся около старика и наконец получил позволение ему помогать. Для начала, ввиду его неопытности, ему было поручено отделывать длинные древки копий, и лишь когда он добился успеха в этой работе, было разрешено приступить к обкалыванию кремней, конечно, только в том случае, когда старый Мок имел в своем распоряжении кусок камня, в достоинствах которого он сомневался и порча которого ему принесла бы мало огорчения. Вначале это был бесчисленный ряд неудач и только уничтожение множества плохих камней; но юноша обладал настойчивым желанием, верным глазом и рукой и со временем добился того, что лишь немного уступал в этом искусстве своему учителю и даже в самой деликатной работе — тончайшем обкалывании при отделке оружия — был далеко не заурядным мастером. Честолюбие заставляло его относиться ко всему с одинаковым рвением, и его успехи радовали старого Мока.

Все время голова юноши была занята наблюдениями и опытами: то он пробовал новое долото, то, крепко зажав его в руке, осторожно постукивал по нему третьим камнем, чтобы получить необходимую трещину, то вслух удивлялся, почему нельзя данный кремневый нож сделать тоньше, а этот наконечник копья — несколько тяжелее.

И, работая, он до надоедливости приставал с расспросами, но старый Мок переносил его любознательность с удивительным терпением, и иногда, ворча, признавался, что мальчик уже умел обкалывать кремни лучше многих взрослых мужчин; при этих словах ветеран обыкновенно разражался отрывистым смехом и взглядывал на отца Аба, который был заведомо плохим мастером этого дела, хотя, когда оружие попадало ему в руки, то мало было людей, владевших им с большим искусством и силой. Что касается Одного Уха, то он слушал эти намеки довольно мирно; он был рад, что его сын постиг умение делать хорошо оружие: это имело такое серьезное значение для жизни семьи.