Историомор, или Трепанация памяти. Битвы за правду о ГУЛАГе, депортациях, войне и Холокосте - [8]
С их помощью – то есть в опоре на партию и карательные органы – он предлагал своим подданным и порядок, и социальную структуру – в обмен на безоговорочную лояльность. Если харизма Ленина была еще харизмой его личности, и противостоять ей еще могла другая личность, например Троцкого, то харизма Сталина – это антихаризма, то есть харизма «организации», харизма системы, харизма, если угодно, паучьей сети. Уделом всех остальных – от последнего бича и до самого близкого круга приближенных к пауку – было барахтаться в его сети.
Ее построение, не слишком упрощая, и было той «революцией сверху», которую лично для себя осуществил царь-паук Иосиф Сталин. Для народа же он предложил другую «революцию сверху» – автаркию, насильственную миграцию и перековку крестьянской страны в промышленную, то есть ускоренную урбанизацию и индустриализацию за счет демографического потенциала деревни.
Так что Сталин и у власти – по-прежнему «революционер», но революционер сверху. А коллективизация – это революция и гражданская война в одном стакане. Та же экспроприация, но уже не отдельного банка, а целого класса!
Этим «революциям» – становлению и апогею реального сталинского самодержавия и индустриализации как его экономической ипостаси – и посвящена, за малыми отступлениями, вся вторая часть такеровской биографии Сталина.
Внешнеполитической доктрине Такер уделил несколько меньше места, чем она того заслуживала. Ибо все целеполагание основанной на принципах автаркии и «революции сверху» внутренней политики сводилось в конечном счете к главной внешнеполитической ide2e fixе – к экспансионизму. Над открытой могилой Ленина Сталин поклялся выполнить его завет – «укреплять и расширять Союз». Призрак мировой революции при Сталине все более и более материализовывался – в мелкоячеистую коминтерновскую сеть, в которой живые и мертвые люди барахтались в точности так же, как целые когорты разномастных «врагов народа» дергались и барахтались во внутрисоюзной сети.
С годами паучья «физиология» Сталина только усиливалась, и психобиографический метод Такера тут как бы невольно смыкается с арахнологией – наукой о пауках.
Как и едва ли не всякий грузин, Сталин в молодости – в свои семинарийские годы – баловался стихами. Подписанные псевдонимами «И.Джишвили» или «Сосело», стихи были как о прекрасной Грузии, так и о социальных надеждах всего человечества. Так себе стихи, но одно-два даже и неплохие.
Креативные подданные из Оргкомитета по проведению юбилейных торжеств по случаю 70-летилетия вождя решили порадовать его публикацией стихотворных опусов на русском языке. Осуществлять блистательный перевод сих посредственных виршей поручили 40-летнему Арсению Тарковскому.
Тот сразу понял, насколько двусмысленно и опасно это предложение. Отказаться? принять? – с точки зрения арахнологии, оба варианта несли в себе смертельную опасность. Сдав перевод и получив гонорар, Тарковский уехал в Грузию и затаился в ожидании того, что будет. Но своего переводчика спас сам автор, вычеркнув эту позицию из перечня юбилейных мероприятий…
Цацки, а тем более писательские, а-ля Брежнев, Сталина не интересовали, – и на меньшие, чем первый в философии, первый в истории партии, первый в языкознании и первый в военном искусстве (маршал, а потом и генералиссимус), он не соглашался.
Генералиссимусом в литературе был у него Горький, а все прочие секретари Союза писателей СССР (Ставский, Фадеев и другие) были у него лишь порученцами, присматривающими за литературой как за общаком.
В то же время Сталин принадлежал к поколению аппаратчиков, в котором чтение книг и почтовая переписка являлись потребностью и нормой, а для иных, и для Сталина в их числе, даже страстью. Он был неистовым читателем, и учреждение в 1934 году денежных Сталинских премий по литературе было, если угодно, производной от этой страсти.
Как абсолютный самодержец, Сталин мог и казнить, но мог и помиловать. Так поступил он в конце мая 1934 года, помиловав Мандельштама, дерзнувшего написать:
И следователь (Шиваров), и профильный нарком (Ягода) не сомневались в том, что «…сталинское решение будет достаточно суровым: одной только “груди осетина” для грузина вполне достаточно, чтобы отправить неучтивца к праотцам»[14].
Но Ягода ошибся: «Сталин мгновенно оценил ситуацию, а главное – «оценил» стихи и, действительно, решил всё совершенно иначе – в сущности, он помиловал дерзеца-пиита за творческую удачу и за искренне понравившиеся ему стихи. Ну, разве не лестно и не гордо, когда тебя так боятся, – разве не этого он как раз и добивался?!
Итак, 25 мая 1934 года Сталин подарил О.М. жизнь… И это была – самая высшая и самая сталинская из всех Сталинских премий, им когда-либо присужденных!»[15]
А вот мандельштамовскую попытку польстить себе в одическом жанре Сталин не одобрил. Эта «творческая неудача» обошлась поэту в новый арест, в новый – более жесткий – приговор и в гибель в транзитном пересыльном лагере под Владивостоком.
Члены «зондеркоммандо», которым посвящена эта книга, это вспомогательные рабочие бригад в Аушвице-Биркенау, которых нацисты составляли почти исключительно из евреев, заставляя их ассистировать себе в массовом конвейерном убийстве десятков и сотен тысяч других людей, — как евреев, так и неевреев, — в газовых камерах, в кремации их трупов и в утилизации их пепла, золотых зубов и женских волос. То, что они уцелеют и переживут Шоа, нацисты не могли себе и представить. Тем не менее около 110 человек из примерно 2200 уцелели, а несколько десятков из них или написали о пережитом сами, или дали подробные интервью.
Члены «зондеркоммандо», которым посвящена эта книга, суть вспомогательные рабочие бригад, составленных почти исключительно из евреев, которых нацисты понуждали ассистировать себе в массовом конвейерном убийстве сотен тысяч других людей – как евреев, так и неевреев. Около ста человек из двух тысяч уцелели, а несколько десятков из них написали о пережитом (либо дали подробное интервью). Но и погибшие оставили после себя письменные свидетельства, и часть из них была обнаружена после окончания войны в земле близ крематория Аушивца-Освенцима.Композиция книги двухчастна.
Плен — всегда трагедия, но во время Второй мировой была одна категория пленных, подлежавшая безоговорочному уничтожению по национальному признаку: пленные евреи поголовно обрекались на смерть. И только немногие из них чудом смогли уцелеть, скрыв свое еврейство и взяв себе вымышленные или чужие имена и фамилии, но жили под вечным страхом «разоблачения».В этой книге советские военнопленные-евреи, уцелевшие в войне с фашизмом, рассказывают о своей трагической судьбе — о своих товарищах и спасителях, о своих предателях и убийцах.
Книга «Воспоминания еврея-красноармейца» состоит из двух частей. Первая — это, собственно, воспоминания одного из советских военнопленных еврейской национальности. Сам автор, Леонид Исаакович Котляр, озаглавил их «Моя солдатская судьба (Свидетельство суровой эпохи)».Его судьба сложилась удивительно, почти неправдоподобно. Киевский мальчик девятнадцати лет с ярко выраженной еврейской внешностью в июле 1941 года ушел добровольцем на фронт, а через два месяца попал в плен к фашистам. Он прошел через лагеря для военнопленных, жил на территории оккупированной немцами Украины, был увезен в Германию в качестве остарбайтера, несколько раз подвергался всяческим проверкам и, скрывая на протяжении трех с половиной лет свою национальность, каким-то чудом остался в живых.
«К началу 1990-х гг. в еврейских общинах Германии насчитывалось не более 27–28 тысяч человек. Демографи-ческая структура их была такова, что немецкому еврейству вновь грозило буквальное вымирание.Многие небольшие и даже средние общины из-за малолюдья должны были считаться с угрозой скорой самоликвидации. В 1987 году во Фрайбурге, например, была открыта великолепная новая синагога, но динамика состава общины была такова, что к 2006 году в ней уже не удалось бы собрать «миньян» – то есть не менее десяти евреев-мужчин, необходимых, согласно еврейской традиции, для молитвы, похорон и пр.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Монография посвящена актуальной научной проблеме — взаимоотношениям Советской России и великих держав Запада после Октября 1917 г., когда русский вопрос, неизменно приковывавший к себе пристальное внимание лидеров европейских стран, получил особую остроту. Поднятые автором проблемы геополитики начала XX в. не потеряли своей остроты и в наше время. В монографии прослеживается влияние внутриполитического развития Советской России на формирование внешней политики в начальный период ее существования. На основе широкой и разнообразной источниковой базы, включающей как впервые вводимые в научный оборот архивные, так и опубликованные документы, а также не потерявшие ценности мемуары, в книге раскрыты новые аспекты дипломатической предыстории интервенции стран Антанты, показано, что знали в мире о происходившем в ту эпоху в России и как реагировал на эти события.
Среди великого множества книг о Христе эта занимает особое место. Монография целиком посвящена исследованию обстоятельств рождения и смерти Христа, вплетенных в историческую картину Иудеи на рубеже Новой эры. Сам по себе факт обобщения подобного материала заслуживает уважения, но ценность книги, конечно же, не только в этом. Даты и ссылки на источники — это лишь материал, который нуждается в проникновении творческого сознания автора. Весь поиск, все многогранное исследование читатель проводит вместе с ним и не перестает удивляться.
Основу сборника представляют воспоминания итальянского католического священника Пьетро Леони, выпускника Коллегиум «Руссикум» в Риме. Подлинный рассказ о его служении капелланом итальянской армии в госпиталях на территории СССР во время Второй мировой войны; яркие подробности проводимых им на русском языке богослужений для верующих оккупированной Украины; удивительные и странные реалии его краткого служения настоятелем храма в освобожденной Одессе в 1944 году — все это дает правдивую и трагичную картину жизни верующих в те далекие годы.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.