Историомор, или Трепанация памяти. Битвы за правду о ГУЛАГе, депортациях, войне и Холокосте - [9]

«С гурьбой и гуртом» – как он сам напророчил себе в другом стихотворении.

Вместе с тем сам Мандельштам и его эпиграмма были восприняты другими читателями – не Сталиными и не Ягодами, – как хлесткая пощечина и символ сопротивления и протеста против такой, не чующей под собою земли, жизни.

6

Несколько слов о стиле Такера. Он скорее энергичен и эмоционален, но в то же время и не импрессионистичен.

Есть ли у Такера фактические ошибки?

Да, но это, скорее, неточности. Например, географические: иногда он смешивает Грузию с Кавказом в целом, и в результате умиротворение мусульманского имамата прочитывается как эпизод российско-грузинских взаимоотношений. Или категории кулаков: приводимая им расшифровка трех кулацких категорий не совпадает с теми, что были в действительности.

И тут мы упираемся в источники, которыми Такер располагал и пользовался. Его добросовестность и тщательность – выше всяких похвал. Все, что было опубликовано или не опубликовано, но доступно (например, западные диссертации), – было им, разумеется, учтено. Поработал он и в архивах – исключительно американских: в Вашингтоне (Национальный архив США), в Стэнфорде (Институт Гувера) и в Гарварде, где хранились архив Л.Д. Троцкого и так называемый «Смоленский архив». Ценным источником информации о начальном периоде жизни Джугашвили стали для биографа опубликованные в Берлине мемуары бывшего сталинского близкого друга и сотоварища по семинарии в Гори – Иосифа Иремашвили.

Конечно, Такер был бы счастлив поработать и в приоткрывшихся в конце 1980-х гг. российских архивах, но до конца открытыми они не стали и посейчас. Да и от того, что он узнал бы истинный рост вождя – 164 сантиметра, – мало что изменилось бы в такеровском восприятии этого низкорослого гиганта.

Такеровская биография Сталина, увы, не была завершена: это усеченная композиция – трилогия без концевого тома. Этот недостающий том был бы в трилогии ключевым, ибо Сталин без Великой Отечественной войны, Сталин без Победы – фигура совершенно иного масштаба.

Как военачальник Сталин всегда был на удивление бездарен. Его «великокняжеские» вмешательства в Гражданскую войну, – что в Галиции, что под Царицыном, – всякий раз имели следствием серьезное ухудшение общей обстановки на фронтах, членом Реввоенсовета которых он являлся.

В Великую Отечественную главнокомандующим был уже не Троцкий, а он сам. И, что бы ни писал Жуков о профпригодности Сталина в Ставке, всю полноту ответственности за игнорирование донесений разведки о готовящемся нападении, за катастрофические поражения начала войны, как и за ту демографическую и гуманитарную сверхцену, которую страна заплатила за его окончательную победу, несет лично Сталин. А это десятки миллионов погибших, миллионы пленных и угнанных в Рейх, сотни тысяч коллаборантов, разрушенное хозяйство на оккупированных немцами территориях, миллионы инвалидов. Люди, солдаты, офицеры были для него всего лишь пушечным мясом, а война – лишь инструментом большой игры и глобальной политики.

Но в своих попытках перехитрить всех и столкнуть первыми немцев с французами и англичанами он преуспел только вначале. Аннексируя в 1939–1940 гг. одну оговоренную с Берлином область за другой, Сталин «обрабатывал» их территорию и население единообразным образом, за которым закрепились термины «советизация» или (реже) «сталинизация». Население фильтровалось и безжалостно пропускалось через мясорубки социальных репрессий, и прежде всего – насильственной коллективизации и депортаций.

Столкнувшись же лоб в лоб со своим вчерашним «союзником» – Гитлером, Сталин сполна ощутил всю уязвимость и сомнительность сталинизма как государственной доктрины – при первом же ее открытом контакте с внешним миром. Но больше Гитлера, побежденного ценой стольких жизней, его беспокоили те миллионы, что не погибли, что уцелели, миллионы именно на войне впервые почувствовавших себя людьми – победителями, освободителями и освободившимися.

Делиться с ними плодами победы он не собирался, и уже через два года, 9 мая 1947 года, великий и всенародный праздник Дня Победы перестал быть нерабочим днем, а у участников войны одну за другой стали отбирать их льготы.

Свой воспрянувший было народ Сталин снова загонял в привычные, довоенные стойла. Узурпировав власть, Сталин присвоил себе и общенародную Победу.

Поэтому 5 марта – день его смерти – стал подлинным праздником для миллионов репрессированных и их близких, днем избавления от его тирании.

Отнесемся всерьез к сталинской победе на телереферендуме «Имя России» в 2008 году: 4,5 миллиона принявших в нем участие – это 3,5 % населения России. И та «галантность», с какою третий призер Сталин в последний момент пропустил вперед Невского и Столыпина, никого не могла обмануть в стране, где фальсификации и в ходу, и в чести. Понятно, что читатели Пушкина заведомо менее всего склонны участвовать в таких шоу и вообще смотреть российское телевидение, в отличие от почитателей Сталина, для которых он и теперь «живее всех живых».

Так что до подлинного избавления от сталинской тирании, увы, все еще далеко.

Нацпроект история