Историкум. Мозаика времен - [7]

– Аборигены их ненавидят.

– Гм, – задумчиво протянул Светлейший. – Ежели мы французов от острова отгоним – мальгаши пойдут к нам под руку?

– Пожалуй, пойдут, – согласился британец. – Но французы будут недовольны.

– А мы их убедим, – хищно улыбнулся Меншиков. – Их острова я видел – не сильно укреплены.

– Ссориться с ними не следует, – возразил плантатор. – Я думаю, можно будет договориться – за счёт арабов и португалов…

Спустя полтора года Плантен и Ле Буше столковались-таки с французами. Предварительно продемонстрировав выросшую к тому времени до семи кораблей российскую эскадру. А сам Светлейший предпочёл соглашение с туземцами…

Покидая полгода назад Петрополь на пяти кораблях, Александр Данилович оставлял за собою строящийся порт, разведанные залежи железа, два форта, закрывавшие подходы к бухте, двенадцать каперских кораблей, только из числа официально поднявших российский флаг, и оживлённый торговый перекрёсток, уже начинающий обрастать славой новой Тортуги. В городе строились кабаки, вокруг, по соглашению с туземцами, возникали плантации. Теперь следовало поклониться доставленным России далёким островом Петру… Но чаяниям князя сбыться не суждено.

* * *

Пётр I, Великий, друг и повелитель с юности, умер 28 января 1725 года, спустя год после начала Мадагаскарской экспедиции. Наследовал ему коронованный под именем Петра II десятилетний внук, тоже Пётр Алексеевич. Правил, разумеется, не малолетний преемник. Власть перешла в руки Верховного тайного совета, из петровских сановников, во главе с давним недругом Светлейшего – Гавриилом Головкиным.

Вернувшегося в Россию Меншикова при новом дворе приняли холодно. Россия готовила наступление на Крым, армия штурмовала Очаков, и верховников далёкий Мадагаскар интересовал мало. А вот врагов Светлейшего князя среди нынешних придворных хватало. И давнишние обиды ему никто не забыл. Нет, остров, заморскую губернию и град Петрополь Пётр II под свой скипетр, несомненно, принял. Но чинов и званий князю не вернули. Да и не нужны ему были теперь эти звания, захандрил Александр Данилович. Это ведь когда в столице, при дворе, каждый день встречаясь с царём, он относился к Петру Великому хоть и с почтением, но и как к суровому повелителю. А в странствиях образ сюзерена и друга, наложившись на тоску по родине, приобрёл черты величественные и породил чувство преклонения. Которое теперь становилось ненужным. Пусто стало на душе у князя, уныло. Вдруг, неожиданно для самого себя, всё чаще стала приходить мысль: «скучно жить».

Продолжалось сие состояние, впрочем, не долго, спасибо Головкину, супротивнику заклятому. Канцлер затеял ворошить прошлые разбирательства, намереваясь бесповоротно покончить с былым соперником. Но прогадал. Меншиков, кроме недругов сохранивший и приятелей, узнал об интриге Головкина немедленно. И это его встряхнуло. Внука «своего» царя он не знал и служить при его дворе, тем более при наличии Верховного совета, он не намеревался. Вдова императора, Екатерина Алексеевна, входила в число верховников, но ни настоящей властью, ни амбициями не обладала. Светлейшего сие не устраивало. Он придумал себе новую цель – исполнить до конца замысел Петра I и, укрепив Мадагаскар, проложить России морской путь в Индию. Кроме всего прочего, в южных морях он теперь чувствовал себя лучше, чем в сановном Петербурге.

«Однако для исполнения сего намерения потребно сначала от происков избавиться, а после и внимание да подмогу Мадагаскару заморскому обеспечить, – вновь подумал князь, просматривая наброски карт. – Ох, Гаврила-Гаврила, и надо бы тебе сала за шкурку залить, надо бы… ан не судьба в этот раз».

Меншиков в сановных кознях чувствовал себя как рыба в воде. То обстоятельство, что интриговать при новом дворе ему просто не хотелось, совсем не помешало князю сразу по прибытии в столицу разобраться в сложившихся партиях и интересах. Светлейший являлся, пожалуй, единственным человеком, который мог в этой обстановке сохранить для России Мадагаскар. Других людей, имеющих такой опыт и мастерство придворных интриг, при этом видящих в далёком острове пользу, просто не существовало.

Три дня назад князь впервые открыто вмешался в петербургскую политику. Два дня назад по столице поползли слухи о складывающейся «партии Меншикова», делающей ставку на один из кланов в Верховном совете, Долгоруких. Вчера он договорился – уже не с позиции полузабытого-полуопального выскочки из времён прежнего царствования, но как полноправный участник событий – о встрече с двумя верховниками. Этой встречи он и ждал, коротая минуты за воспоминаниями.

Граф Пётр Андреевич Толстой, глава Тайной канцелярии, один из самых близких и доверенных лиц Петра I, добрый приятель Меншикова, а ныне один из семи членов Верховного тайного совета, и злейший враг Александра Даниловича, канцлер Головкин. Именно с ними князь и встретился двумя часами позже, подъехав в раззолочённой, прождавшей хозяина три долгих года карете, к дворцу Толстого.

Разговор начинался нелегко. И Толстой, и Головкин были выдающимися дипломатами и политиками своего времени, и плести словесные кружева умели преотличнейше. Первым надоело канцлеру.