Истории, рассказанные у камина - [52]
Читатель может спросить, какое отношение имеют эльфы и другие элементарные силы природы к остальным эссе, посвященным судьбе человеческой души, собранным в этой книге. Связь эта хрупка и не очевидна, она заключается в следующем: все, что расширяет наше представление о возможном и сталкивает нас с давно заржавевших путей привычного восприятия действительности, помогает нам восстановить гибкость разума и стать более восприимчивыми к новым системам идей и взглядов на мир. Важность вопроса о существовании эльфов бесконечно мала и незначительна по сравнению с вопросом о том, что ждет каждого из нас и все человечество впереди. К тому же свидетельства их существования нельзя назвать убедительными, хотя (надеюсь, мне это удалось показать) отвергать их полностью тоже нет оснований. В любом случае эти существа далеки от нас, и существование их имеет не большую важность, чем существование каких-нибудь необычных животных или растений. И все же извечная загадка, почему «лилия цветет уединенно, в пустынном воздухе теряя запах свой»{162}, и почему природа столь богата на дары, которыми человеческие существа не могут воспользоваться, когда-нибудь будет разгадана, если мы поймем, что иные формы жизни живут рядом с нами на этой планете и так же, как мы, разделяют ее благословение. Давайте хотя бы воспринимать это просто как интересное предположение, от которого дремучие леса и дикие верещатники кажутся нам еще более таинственными и завораживающими.
IX
Странный пророк
Когда человек начинает понимать, что чья-либо философия ему недоступна, и когда после честных попыток в ней разобраться он все же терпит поражение, человек этот обычно приходит к заключению, что плох сам философ и что ему не мешало бы глубже вникнуть в суть вопросов, которые он затрагивает. Я долго пытался понять Томаса Лейка Харриса{163}, мистика, который вызывал самые противоречивые оценки и которого одни почитали за мессию, другие же считали дьяволом. В своих поисках истины я прочитал большую часть написанного им и внимательно проштудировал «Жизнь и произведения», его биографию, составленную преданным последователем мистером Харриса Артуром Катбертом, который утверждает, что участвовал с ним во многих психических экспериментах. Кроме того, я изучил «Sympneumata», книгу, написанную женой Лоренса Олифанта{164} и отредактированную ее знаменитым супругом. Правда, я пришел к выводу, что произведение это не только не дает ответов, но запутывает еще больше. Остается искренне пожалеть, что автором книги выступил не муж, который неплохо пишет по-английски, а жена, с ее тяжеловесным стилем и предложениями, которых на странице умещается не больше двух. Наконец я прочитал воспоминания о Харрисе, принадлежащие перу романистки миссис Олифант, тети Лоренса, которая весьма критически относилась к американскому пророку. Покончив со всем этим, я остался в прежнем недоумении и так и не смог понять, с кем имею дело, с необычайно хитрым, страдающим непомерной манией величия пустомелей или с действительно боговдохновенным человеком; то ли его философия – всего лишь облако, сотканное из бессмысленных слов, то ли он действительно хотел донести до нас важное послание.
Меня успокаивает лишь тот факт, что такой проницательный человек, как Лоренс Олифант, после двенадцати лет близкого знакомства тоже так и не смог понять истинный характер своего товарища. В своем знаменитом романе «Масоллам» он изображает Харриса человеком с раздвоением личности, двумя голосами и двойственным взглядом на мир и в конце говорит: «Он мог быть либо лучшим, либо худшим из людей». Читателю может показаться интересным небольшой очерк о моих впечатлениях от этого необычного человека и его взглядов.
Харрис родился в 1823 году в Фенни-Стратфорде в Бакингемшире. Когда ему было пять лет, родители его эмигрировали в Соединенные Штаты, где осели в городе Ютика в штате Нью-Йорк. С тех пор это место стало центром возникновения и развития различных новых видов религий и псевдорелигиозных течений. Спиритизм, мормонизм{165} и «Христианская наука»{166} – все они имеют корни именно в этом географическом центре. Харрису, который был независим от всех этих течений, суждено было сыграть важнейшую роль в становлении той особенной тяги к духовному, которая была столь характерна для того времени и того места.
Его семья состояла из закоснелых кальвинистов-баптистов{167}, и уже в ранней молодости Харрис высказывал несогласие с их прокисшими доктринами и принимал более широкое и доброжелательное учение универсалистов
