Истории о Рыжем Ханрахане - [3]
Тогда первая из старух встала, держа котел в руках, и сказала: — Довольство, — но Ханрахан не отвечал. Тогда встала вторая старуха с камнем в руках, и сказала: — Сила; и встала третья, державшая копье, и сказала: — Смелость; и наконец четвертая женщина поднялась, держа в руке меч, и сказала: — Мудрость. Все они, проговорив свои слова, смотрели на него так, словно ждали вопросов, но он не заговорил. И тогда четыре старухи вышли в дверь, унося с собою великие сокровища, и одна сказала, выходя: — Он ничего не желает от нас, — и вторая сказала: — Он слаб, — и третья сказала: — От боится; — и проговорила последняя: — У него ум помутился. Потом сказали они хором: — Эхтге, дочь Серебряной Руки,[7] будет спать и дальше. Какая жалость, какое великое горе!
Тогда подобная королеве женщина грустно вздохнула, и показалось Ханрахану, что во вздохе ее слышен шум водных потоков; и место, в котором стоял он, стало в десять раз больше и осветилось в десять раз ярче, чем прежде; неодолимый сон напал на него, он зашатался словно пьяный и упал, где стоял, и заснул.
Когда Ханрахан проснулся, солнце сияло ему в лицо, но трава была покрыта белым инеем, лед лежал на потоке, стремившем воды свои рядом, том, что течет мимо Дайре-каол и Друим-да-род. По очертаниям холмов и блеску озера Глайн вдалеке понял он, что очутился на одном из холмов Слив Эхтге, но не понимал, как оказался тут; все случившееся в сарае стерлось из памяти и все его путешествие, все, кроме боли в ногах и усталости в костях.
Год спустя после того жители Каппагтагле сидели у очага в одном из домов, подле дороги, и Рыжий Ханрахан, тощий и оборванный, с волосами, спутанными и отросшими до плеч, подошел к дверце и попросил позволения войти и отдохнуть; и они пригласили его, ибо стояла ночь Самайн. Он уселся рядом с ними, ему налили стакан виски из бутыли в кварту; все увидели чернильницу на цепочке, свисавшую с шеи, и поняли, что он ученый человек, и попросили рассказать истории про греков.
Он вынул том Виргилия из кармана плаща; но, хотя обложка была черной и покоробленной сыростью, а страницы желтыми, это оказалось неважно, ибо он смотрел в раскрытую книгу как человек, никогда не умевший читать. Какие-то юнцы, там бывшие, стали насмехаться над ним и спрашивать, зачем он таскает столь тяжелую книгу, если не в силах ее прочитать.
Обиделся Ханрахан, такое услышав, и сунул Вергилия обратно в плащ, и спросил, нет ли при них карт, потому что карты лучше книг. Когда они принесли карты, он взял их и стал тасовать, и в это время нечто, казалось, стало пробуждаться в его разуме, и он закрыл лицо рукой, как тот, кто старается нечто вспомнить, и проговорил: — Был ли я здесь раньше, и была ли ночь подобная этой? — и вдруг вскочил так, что карты упали на пол, и сказал: — Кто принес мне послание от Мэри Лавел?
— Никогда мы не видели тебя, и не слышали о Мэри Лавел, — сказал один из бывших в доме. — Кто она, — продолжал он, — и о чем это ты говоришь?
— Этой ночью год назад… Я сидел в сарае, и люди играли в карты, и монеты блестели на столе, переходя от одного к другому, — и получил я послание, и поспешил наружу к милой, ожидающей меня, к Мэри Лавел. — И тут Ханрахан выкрикнул громко: — Где я был с тех пор? Где пробыл я целый год?
— Трудно судить, где мог быть ты все это время, — отвечал старейший из селян, — и в какой части острова бродил; явно носишь ты на ногах пыль многих дорог. Много есть странствующих и блуждающих подобно тебе, — продолжил он, — тех, что однажды были тронуты.
— Это точно, — подхватил другой. — Знавал я женщину, бродившую тебе подобно семь лет; потом она вернулась и рассказала друзьям, что часто была рада есть тот корм, что кидают в свиное корыто. Лучше тебе пойти к священнику, — сказал он еще, — пусть тот снимет с тебя все, что было наложено.
— К моей подруге должен я идти, к Мэри Лавел, — отвечал Ханрахан. — Слишком надолго задержался я, и кто может знать, что случилось за год?
Он направился к двери, но все хором просили его переночевать и набраться сил для путешествия; он действительно желал этого, будучи слабым, и когда ему дали поесть, он ел так, словно никогда не видел человеческой пищи; один человек сказал: — Ест он так, словно до этого щипал траву на полях. — И вот утренний свет набрал силу, и долгим казалось ему время промедления — скорее бы пойти к дому подруги сердца, Мэри Лавел. Но, придя к нему, нашел он дверь сорванной, солому сброшенной с крыши, и никого не было внутри. Когда он спрашивал соседей, что же случилось, все, что они смогли рассказать — что она покинула свой дом, и вышла замуж за работящего человека, и что они отправились искать заработок в Лондон или Ливерпуль или еще какой большой город. Нашла ли она лучшую долю или худшую, никогда не узнал он, ибо никогда не встречался с ней и не получал о ней никаких известий.
Плетение веревки
Ханрахан брел вечером по дороге близ Кинвары и услышал звуки скрипки из дома, стоявшего недалеко от обочины. Он свернул на ведущую к дому тропку, ибо не имел обыкновения пройти мимо места, в котором звучала музыка, шли танцы и можно было найти хорошую компанию, не заглянув туда. Хозяин дома стоял на пороге, и когда Ханрахан приблизился, он узнал его и сказал: — Приветствие тебе, Ханрахан, кто так долго был потерян для нас. — Но его жена подошла к двери и возразила мужу: — Я предпочла бы, чтобы Ханрахан не входил к нам этой ночью, потому как не имеет он доброго имени среди священников и среди разумных женщин, и не удивлюсь я, видев его походку, если он окажется пьяным. — Однако муж сказал ей: — Никогда не отошлю я Ханрахана — поэта от дверей моего дома, — и с этим пригласил его войти.
Уильям Батлер Йейтс (1865–1939) — классик ирландской и английской литературы ХХ века. Впервые выходящий на русском языке том прозы "Кельтские сумерки" включает в себя самое значительное, написанное выдающимся писателем. Издание снабжено подробным культурологическим комментарием и фундаментальной статьей Вадима Михайлина, исследователя современной английской литературы, переводчика и комментатора четырехтомного "Александрийского квартета" Лоренса Даррелла (ИНАПРЕСС 1996 — 97). "Кельтские сумерки" не только собрание увлекательной прозы, но и путеводитель по ирландской истории и мифологии, которые вдохновляли У.
Эта пьеса погружает нас в атмосферу ирландской мистики. Капитан пиратского корабля Форгэл обладает волшебной арфой, способной погружать людей в грезы и заставлять видеть мир по-другому. Матросы довольны своим капитаном до тех пор, пока всё происходит в соответствии с обычными пиратскими чаяниями – грабёж, женщины и тому подобное. Но Форгэл преследует другие цели. Он хочет найти вечную, высшую, мистическую любовь, которой он не видел на земле. Этот центральный образ, не то одержимого, не то гения, возвышающегося над людьми, пугающего их, но ведущего за собой – оставляет широкое пространство для толкования и заставляет переосмыслить некоторые вещи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пьеса повествует о смерти одного из главных героев ирландского эпоса. Сюжет подан, как представление внутри представления. Действие, разворачивающееся в эпоху героев, оказывается обрамлено двумя сценами из современности: стариком, выходящим на сцену в самом начале и дающим наставления по работе со зрительным залом, и уличной труппой из двух музыкантов и певицы, которая воспевает героев ирландского прошлого и сравнивает их с людьми этого, дряхлого века. Пьеса, завершающая цикл посвящённый Кухулину, пронизана тоской по мифологическому прошлому, жившему по другим законам, но бывшему прекрасным не в пример настоящему.
Уильям Батлер Йейтс (1865–1939) – великий поэт, прозаик и драматург, лауреат Нобелевской премии, отец английского модернизма и его оппонент – называл свое творчество «трагическим», видя его основой «конфликт» и «войну противоположностей», «водоворот горечи» или «жизнь». Пьесы Йейтса зачастую напоминают драмы Блока и Гумилева. Но для русских символистов миф и история были, скорее, материалом для переосмысления и художественной игры, а для Йейтса – вечно живым источником изначального жизненного трагизма.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.