Истории Дальнего Леса - [10]

Шрифт
Интервал

— Я так и знал, что стресс. Просто слово это странное на ум не приходило. А про вторую воду я обязательно запомню. Экая, однако, хитрость лесная! Скажу тебе честно, как сегодня с утра встал, так и понял, что день выдался какой-то проблемный. Явно совсем неправильный день. Я ведь сегодня весь день думал. О нас, о природе вещей и нашем Дальнем Лесе. Что ни говори, а природа у нас сказочная. И вот как только она диссонирует с моим мироощущением, так у меня от этого особая тревожность наблюдается. Такой вот синдром нарисовался. А может и страшная болезнь развиться от этого обычного природного безобразия. Вот ведь как бывает — живешь себе не тужишь, а тут, за углом, на неровном повороте жизненного пути, тебя ждет судьба с дубинкой невиданной болезни. Одно естественное спасение у меня осталось — березовый сок!

— Любишь ты пугать всех своими страшными болезнями да неровностями жизненного пути. Да и судьба в наши сказочные места не ходит с дубинками. Никогда. Конечно, целый день думать — совсем не к добру. Кто же такое истинное наказание выдержит! Я вот, как котомку новую придумаю, иду к Серебряному озеру, пройтись и от мыслей отдохнуть. Только не помню, чтобы ты когда-нибудь болел, ты ведь всегда здоровый и веселый. А сок березовый нам всем дан для борьбы со стрессами да несуразностями, — сонно проговорил ежик. — Куда же без него в Дальнем Лесу!

Вздохнул ежик и подвинулся на лавке, молчаливо приглашая хорька Василия присесть рядом. Меньше всего ежику хотелось в этот час философствовать о природных катаклизмах и прочих несуразностях. Думать хотелось о чем-то добром и суразном. Но выслушать ближайшего соседа и отхлебнуть немного березового сока — это просто святое дело.

Хорек торопливо подошел и сел рядом с ежиком. Так и сидели они молча и любовались ночным пейзажем уже почти совсем заснувшего леса, освещенного одинокой луной, пока не начал Василий нервно ерзать. А это был верный знак того, что не так просто поболтать о природных несуразицах, погоде, стрессе, странностях непростой и замысловато закрученной судьбы или последних новостях Дальнего Леса и окрестных королевств он пришел в ту ночь к ежику. Какая-то тайная мысль завладела Василием и не давала ему расслабиться.

Когда Василию чего-то было надо, то он начинал ерзать, как будто на гвоздь сел, и его хвост начинал нервно дергаться. Вот как сейчас. Порою казалось, что мысли и слова у Василия находились в постоянном соревновании и перегоняли друг друга, так что Василий всегда любил говорить короткими предложениями, чтобы не потерять мысль окончательно. Да и после принятой еще дома порции березового сока он решил не испытывать судьбу обычным для себя длинным оборотом безбрежности безумного словоизлияния.

— Вот ведь что, — начал хорек Василий и внимательно посмотрел на ежика.

— Что? — оторопел ежик, не понимая, к чему в этот раз хорек клонит. Сложно понять философа после изрядной дозы выпитого сока, особенно в сумраке ночи. Но ежик уже внутренне напрягся. Ведь даже в идеальных условиях утреннего благодушия и спокойствия понять до конца, чего же на самом деле хочет его сосед и не отстать от замысловатого полета его стремительной мысли было совсем не просто. Ежик по опыту многолетнего общения с другом прекрасно знал, что почти всякий разговор с Василием подобен процессу познания и поиска истины в сумерках угасающего дня. Тем более именно сейчас, в загадочном таинстве ночи, при лунном свете и после изрядной дозы березового сока!

— Да тумана совсем нет. Был и пропал. Наверно, внутрь весь пошел, — задумчиво промолвил хорек, весьма основательно отпивая березового сока.

— Определенно внутрь, — согласился ежик, — куда же еще! Тут и спорить нечего. Туман, он такое свойство имеет — просто въедается внутрь.

— Во-во. Точно ты заметил. Туман, он субстанция такая, — согласился хорек, — просто беда случается с туманами, прямо-таки природная несуразность.

На самом деле ежик не понял, куда внутрь ушел туман и почему именно с туманами какая-то диковинная беда случается, но решил поддержать друга в этой мысли. Василий слыл в лесу настоящим философом и истинным поэтом. Вот только с работой ему не везло. Так бывает у многих философов без определенного таланта и склонности — творческая натура всегда в поиске.

— Это климат сдвинулся, — авторитетно промолвил Василий, тяжело вздыхая и качая головой, — видишь, как тепло-то. Не к добру это. Я слышал от зайца, что у нас по радио целый день лесными новостями трезвонит, музыку заводит да всякие природные казусы комментирует, что грядет к нам какая-то новая беда из семейства природных непотребностей — глобальное потепление. Вот ведь истинная напасть какая случилась! Точно тебе говорю — тепло, оно не к добру случается.

— Почему это не к добру, — встрепенулся ежик, который очень любил тепло и всегда терпеливо ждал его бесконечными холодными зимами. — Да еще и напасть! Вот уж нет, потепление как раз к добру бывает. Даже и не говори мне про потепление. Осень на дворе, того и гляди — холода грянут во всей своей природной вредности. Заметет зима все лесные дорожки, и закружат бураны снежными несуразностями по всему лесу. Будешь еще тепло вспоминать. Тепло определенно и однозначно к добру. Всегда.


Рекомендуем почитать
Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.