Истории чудовищ (Первая половина) - [70]

004

Сендзёгахара — два года, я две недели.

Ханэкава всю Золотую неделю.

Хачикудзи, точно и не узнаешь.

Период встречи со странностью. Время необычного опыта. Период и время ужасного опыта, которого никак не назвать обычным.

Например, Арараги Коёми.

Мой случай.

В наши дни, в обществе двадцать первого века, я стал, стыдно так, что сквозь землю провалиться хочется, жертвой древнего вампирского обряда — меня охватил страх и ужас, от которого кровь стынет в жилах, а затем легендарный сакраментальный вампир выжал из меня всю эту кровь до дна.

Выжал, иссушил.

И я стал вампиром.

Пугался солнечного света, страшился крестов, избегал чеснока и не переносил святой воды, такова цена за силу в разы, в десятки, в сотни, в тысячи выше человеческой, но в цену ещё и входит непрекращающееся чувство жажды человеческой крови — становишься тем самым ночным бродягой из манги, аниме и фильмов. О да, реальные вампиры самые настоящие читеры. Нынешний вампир спокойно расхаживает в полдень по улицам, носит на шее крестик, ест пельмени с чесночным соусом и запивает их святой водой и при всём этом сохраняет свои сверхчеловеческие способности — вот вам и общепринятое мнение.

Но тем не менее.

Всё-таки этот вампир обязан высасывать из людей кровь, это остаётся неизменным.

Демон, сосущий кровь, — вампир.

В конце концов меня спас из этого ада проходящий мимо мужик, не охотник на вампиров, не член христианской инквизиции, не вампир, который охотится на своих собратьев-вампиров, обычный мимо проходящий мужик, Ошино Мэмэ, парень в развязной гавайской рубашке — однако те две недели от этого никуда не исчезли.

Демон.

Кошка.

Краб.

Улитка.

Однако не стоит забывать, что между этими тремя и мной есть принципиальная разница. В частности, между случаями Сендзёгахары Хитаги и Арараги Коёми есть значительное отличие.

И это не разница в продолжительности.

Несмотря на многие потери.

«Не хочу возвращаться», сказала она.

Но это не было необходимым или нужным, но даже если Сендзёгахара захочет, сможет ли она вернуться к тем временам?

Потому что Сендзёгахара... два года, полностью отрицала общение с другими людьми, ни с кем не пересекалась в классе, два года Сендзёгахара Хитаги была такой, и теперь, по прошествию двух лет, ничего не изменилось.

Ничего не изменилось за малым исключением меня.

Арараги Коёми стал особым случаем, особенным для Сендзёгахары, кроме этого, по правде говоря, Сендзёгахара нисколько не изменилась.

Что до, что после, никакой разницы.

Только теперь в медкабинет не ходит.

И физкультуру не пропускает.

Спокойно читает в углу класса. Даже в центре класса, среди одноклассников, это чтение воздвигает вокруг неё прочную стену...

Если честно, только со мной говорит.

И обедает со мной.

Но тем не менее она, болезненная и спокойная отличница, сидит в центре класса. Одноклассникам не заметить такого незначительного изменения в сторону выздоровления.

Ханэкава, староста, была искренне рада и считала это огромным скачком, но я не чувствовал в этой сцене чего такого позитивно-радостного.

Не потерянное.

А скорее, отброшенное.

Хотя итог тот же самый.

Но не стану говорить, будто всё понимаю, с чем бы не встретился, я бы вряд ли понял суть, да и не думаю, что мне стоит вмешиваться.

Не думаю, что совать нос и лезть, — правильно.

Но не могу не думать.

О Сендзёгахаре.

Теперь она уже не носит степлер с собой... Это прогресс, это изменение, разве это не хорошо, разве это не даст подвижку большему продвижению?

Не только ко мне.

Если она и с другими...

— Алло?

— Да, простите за ожидание, Ханэкава у аппарата.

— …

Ну, на телефонный звонок так нормально отвечать, но не странно ли так отвечать на звонок по мобильному?

Ханэкава Цубаса.

Классная староста и лучшая ученица школы.

Девушка, рождённая стать старостой.

Староста старост, избранная богами, сначала я придумал это в шутку, но за два месяца работы помощником старосты, я со всей отчётливостью осознал настолько это оказалось точное выражение, без грамма смеха. Знания, конечно, крайне важны для человека, но я предпочёл бы этого не узнавать.

— Что случилось? Нечасто ты мне звонишь, Арараги-кун.

— Да ничего... Ну, то есть, хотел кое-чего спросить у тебя.

— Хотел спросить? Это хорошо. О, о программе культурного фестиваля? Но до конца экзаменов лучше не забивать голову фестивалем... это не слишком для тебя, Арараги-кун? Конечно, все обязанности я возьму на себя. Или ты хочешь изменить программу? Думаю, будет трудно, заявку мы ведь уже подали. О, неужели этих изменений не избежать? Тогда надо действовать быстро.

— Дай хоть слово сказать...

Она реально из тех, кто сведёт весь разговор к своему.

Со всей мощью своего недопонимания она тараторила, словно заклинание читала.

И слова не сказать.

Восемь вечера.

Я возвращаюсь из дома Сендзёгахары в Тамикурасо, шагаю по асфальту, толкая велосипед за руль. Я катил велосипед, а не крутил педали не потому, что рядом Хачикудзи, и не потому, что ко мне бежит Камбару, просто мне захотелось немного поразмышлять.

В итоге мы так и прозанимались до восьми вечера.

Когда настало время ужина, я вдруг понадеялся, что Сендзёгахара, может, что-нибудь приготовит, но она и виду не показала в этом направлении. Когда я не вытерпел и намекнул, что голоден, она сказала: «Ясно. Тогда на сегодня закончим. Не забывай, что на улице проблемы с фонарями, так что будь осторожен по дороге. See you later, alligator