Исторический Иисус. Древние свидетельства жизни Христа - [14]
6) Историчность некоторых частей Нового Завета, в частности, Книги Деяний, подтверждается внешними критериями[101].
7) Принципы критики форм не исключают важную роль истории в Евангелиях. Хотя авторов Евангелий интересовали прежде всего духовные вопросы, истории тоже придавалось большое значение. У них не было причин для искажения исторического аспекта ради духовного, так как оба эти аспекта были в равной степени важны и дополняли друг друга[102].
Шервин-Уайт и Грант – лишь двое из множества современных историков, указывающих на многочисленные недостатки бультмановской критики форм[103]. Оба ученых приходят к выводу, что если применить к Новому Завету те же критерии, которые применяются и к другим древним текстам, то можно в общих чертах описать историческое основание жизни и учения Иисуса[104].
Наше четвертое возражение адресовано не столько Бультману, сколько всем критикам, ставящим под сомнение текст Нового Завета, который оценивается очень высоко по сравнению с другими древними произведениями. Речь идет прежде всего о трех аспектах: о количестве рукописей, о времени, которое прошло между самими событиями и их описанием, и о полноте текста. Таким образом, в дополнение к предыдущему вопросу о фактическом содержании можно отметить, что у Нового Завета есть и текстологическое подтверждение.
Можно смело сказать, что из всей древней литературы Новый Завет подтверждается наибольшим числом рукописей. У античных произведений, как правило, мало списков; двадцать полных или частичных манускриптов считаются отличным показателем. Для сравнения: новозаветных рукописей – более 5000. Учитывая такую значительную разницу, мы располагаем гораздо лучшим материалом для текстовой критики Нового Завета, что принципиально важно для установления первоначального текста[105].
Наверное, самый убедительный текстологический довод связан с промежутком времени между созданием оригинала и самой ранней из имеющихся копий. Для большинства классических текстов древности разрыв в 700 лет считается отличным показателем, а нередко он составляет 1000-1400 лет. Для сравнения: папирусы Честера Битти и Бодмера содержат большую часть Нового Завета и появились примерно через 100-150 лет после его завершения. Полная копия Нового Завета (Синайский кодекс) и почти полная рукопись (Ватиканский кодекс) появились примерно через 250 лет после оригиналов. Столь ранние даты рукописей Нового Завета подтверждают его подлинность[106].
Кроме того, мы располагаем полным текстом Нового Завета, чего нельзя сказать об остальных античных текстах. Например, из 142 книг римской истории, написанных Ливием, 107 были утрачены! Только четыре с половиной из первоначальных четырнадцати книг римской «Истории» Тацита дошли до наших дней, и лишь десять книг полностью и две частично – из шестнадцати книг его «Анналов». А каждая из книг Нового Завета сохранилась полностью, и это тоже важный фактор в установлении подлинности этих текстов[107].
Мало кто из критиков оспаривает тот факт, что текст Нового Завета очень хорошо подтвержден документально. Гельмут Кёстер в двухтомном сочинении, посвященном его бывшему учителю Рудольфу Бультману, хорошо подытоживает отличное состояние текста:
«Труды античных авторов часто представлены только одной сохранившейся рукописью; если есть полдюжины или больше рукописей, обычно говорят об очень благоприятной ситуации для реконструкции текста. Но существует около пяти тысяч рукописей НЗ на греческом языке, многочисленные переводы, относящиеся к ранней стадии развития текста, и, наконец, начиная со II в. н.э., неисчислимое множество цитат в трудах Отцов Церкви... рукописная традиция НЗ начинается уже в конце II в. н.э., то есть манускрипты появились всего около века спустя после написания оригиналов. Таким образом, текстовая критика НЗ покоится на гораздо лучшем основании, чем текстовая критика античных авторов»[108].
Против критического подхода к Евангелиям, который развивал Бультман, можно привести и другие возражения. Например, некоторые отмечают его устаревшие, свойственные девятнадцатому веку, представления о науке, под влиянием которых он называет все, что не соответствует его системе, «мифом»[109]. Другие отмечают его устаревшие представления об эллинистическом влиянии на новозаветные доктрины – при том, что влияние еврейской среды уже доказано[110]. Еще одно серьезное замечание состоит в том, что, поскольку Бультман не придавал значения историчности Иисуса, его систему можно рассматривать как появившуюся в двадцатом веке разновидность гностицизма[111].
Некоторые даже считают, что, не проявив интереса к историческому Иисусу, Бультман оказался в затруднительном положении – ему пришлось демифологизировать Иисуса, чтобы сохранить стройность концепции[112]. Кроме того, можно указать на целый ряд других исторических и текстовых проблем в этом и подобных ему критических подходах к тексту Нового Завета[113].
Тем не менее, достаточно и этих четырех основных возражений против идей Бультмана и других ученых, использующих более радикальные разновидности критики форм и редакций, чтобы показать: такие методы несостоятельны и не заставляют нас отказаться от исторического подхода к личности Иисуса. Отсутствие соответствующего исторического обоснования христианской веры, неоправданное пренебрежение сверхъестественными элементами, в частности Воскресением Иисуса, исторические проблемы, связанные с радикальной критикой форм и редакций, и достоверность новозаветных текстов – все эти доводы обращены против вышеупомянутых подходов. К этому списку можно добавить много других возражений против позиции тех, кто пытается свести к минимуму исторические факты из жизни Иисуса.
